— Но ты узнал, что Чарли Уикс ему звонил. Каким образом?
— Когда я позвонил Уиксу и отправился к нему в гости, — сказал я, — он понятия не имел, какого черта мне от него надо. Он действительно принял меня за парня по имени Билл Томпсон, который случайно оказался в лифте вместе с Кэппи Хоберманом. И когда я сказал, что хотел бы с ним поговорить, он, вероятно, подумал, что мне что-то известно о смерти Хобермана. Но о том, что я вор, он понятия не имел.
— Но если Тигги сказал ему…
— Тигги сказал ему, что Кэндлмас нанял вора для того, чтобы пробраться в квартиру короля. Но Уикс не знал, что вор — тот самый парень, с которым он перемолвился тогда парой слов в холле. Однако стоило нам начать разговор, и он тут же смекнул что к чему.
— И?
— И он решил оставить свои выводы при себе, но проговорился, чисто случайно. Когда я заметил, что Расмолиану было известно мое второе имя, он тут же сказал: «Граймс». Откуда он мог его узнать, а?
— Может, ты сам ему сказал?
Я покачал головой:
— Нет. Я уже собрался уходить, а он все еще называл меня Биллом Томпсоном, притворяясь, что понятия не имеет, как меня звать по-настоящему. Уж если он знал «Граймс», то и «Берни», и «Роденбарр» наверняка тоже. Итак, он знал больше, чем должен был знать, но даже после той задушевной беседы, когда мы договорились перейти на «ты» и действовать вместе, предпочел держать свои знания при себе. Я подыграл ему, но уже тогда сообразил, что он был не просто старым другом Хобермана и моим пропуском в это здание. Он тоже в деле, по самую макушку.
— Ну а когда ты догадался, что Кэндлмас — это Вудчак?
— Позднее, чем должен был. Помогли имена в поддельных паспортах. Не Байбак, конечно. Мне пришлось порыться в словарях и справочниках, пока я выяснил, что это за зверь. Но вот французское слово «marmotte» было мне знакомо. И тогда я решил выяснить, что, собственно, означает «Кэндлмас», и оказалось, что это тот же День сурка, только с мессой и ладаном.
— Любимый праздник Уилфреда.
— Да, вот ведь откровение! — Я перелил часть пива из бутылки в бокал и уже оттуда — себе в рот. — Мне следовало бы догадаться раньше. Еще во время первого посещения квартиры Кэндлмаса, где среди прочих безделушек я увидел одну статуэтку и принял ее за нэцке.
— А это что еще такое, Берни?
— Ну, это такие маленькие резные фигурки из слоновой кости. Их любят коллекционировать японцы. В старину их пришивали как пуговицы на пояс для кимоно, но они уже давно превратились в предмет искусства. Правда, я не слишком присматривался тогда к той, что у Кэндлмаса, но все равно подумал, что это слоновая кость и что изображает эта фигурка бобра с обломанным хвостом.