Сквозь буреломы идут, на кочки ступают, к дороге выходят калики. На дорогу, которая вместо матери им. Радуются своему спасению нечаянному, до земли припадают, дорогу-мать целуют устами запрелыми, Деву-спасительницу благодарят словами елейными. Рады все, довольны. И калики страдальные, и Дева удалая, и мать-дорога всесильная. Порешили нищие: и вправду, чего врозь землю топтать, возьмём Деву с собой, будет она нам опорой, а мы ей компанией. И пошли по пути-дороге впятером.
Весь день шли, а как ночь чернобровая стала к ним подступать, да вечер серый на солнце покрывало накинул, решили к ночлегу готовиться, костёр-балагур разжигать.
Трещит костёр-балагур, искрами вокруг сеет. Сидят калики подле, ягоды, коренья да грибы жуют, Деву угощают. После ужина скромного, неказистого стали калики спать укладываться, локти острые себе под головы кладут, очи смыкают. Легла и Дева на землю сырую, только не спится ей горемычной, всё в небо смотрит на звёзды мигающие-переливающие, думу свою думает-гадает. А дума та вилась около неё змеёй подколодной, жалила не переставая. Ведь не для того Дева за каликами в путь-дорогу увязалась, чтобы вместе странствовать, друг другу помогать. Нет! Хотела Дева от каликов босоногих себе ребёнка зачать и тем свой грех перед сестрой родной искупить. Ибо не было во всём свете людей таких неказистых и презренных, как эти, и дитя будущее должно вобрать в себя все убожества и пороки отцов своих. Родить же дитя такое, всё одно, что горнило пекла пройти.
Встаёт Дева с земли, тихо-тихо, к одному из каликов подбирается, ласкать его начинает, целовать, семя сырое в себя принять желает. После к другому калику подкрадывается, так за ночь всех четверых и обошла. А как утро забрезжило, калики и Дева, что женою теперь всем четверым теперь приходится, стали дальше в дорогу собираться.
Три дня шли, дорогу ногами неровными мерили, лицами потрескавшимися вокруг себя улыбались, носами сивыми, с шумом и смаком, воздух в грудь дряблую втягивали, свободу полей да лесов нюхали. Надышаться не могли. А по ночам с Девой утехам и ласкам любовным предавались, орошали лоно её бархатное влагой своей. А Дева всё чрево руками щупает, понять хочет, дало всходы семя каликов, скоро ли урожая ждать.
Три дня шли, на четвёртый стала Дева замечать, что спутники её лица хмурят, морщины выпячивают, да уши кукожат, будто нелюбо им ничего: ни дорога, что ни начала, ни конца не имеет, ни трава придорожная пахучая-дурманящая, ни небо синее-завораживающее, ни она — Дева юная-желанная.
Что же случилось-стряслось с другами её, которым в одночасье женою пришлась? Стала Дева в разговоры-сбитени вслушиваться, слова крючковатые разгадывать, причину хандры каликов понять силится.