К несчастью парк был очень мал, и вскоре из-за зелени показались облупившиеся стены первых домов. С нескрываемым страхом всматривалась баба Надя в надвигающиеся на неё каменные рожи зданий. Но на этот раз старые дома встретили её более снисходительно.
Облегчённо вздохнув, она перестала смотреть в окно. Скользнув взглядом по находящемуся напротив сиденью, баба Надя заметила, что, пустовавшее ранее, теперь оно было занято совсем маленьким мальчиком. Мальчик во все свои глаза разглядывал бабу Надю и улыбался. Он чем-то напоминал крошечный гриб, растущий не вверх из земли, а наоборот. Его небольшая голова показалась бабе Наде пчелиным ульем, в который так и не наносили мёд. Щеки ребёнка были истоптаны сапогами его пращуров, а редкие кривые зубы свидетельствовали об утраченных иллюзиях. Мальчик продолжал улыбаться, глядя на неё.
Баба Надя попыталась растянуть в улыбке свои замшелые губы. Однако получившееся выражение скорее было похоже на последний выкрик утопленника, нежели на улыбку. Но мальчика это не смутило, он смотрел на бабу Надю всё с тем же восторгом.
Вдруг мальчик неожиданно стал серьёзным.
— Ты баба Надя, — сказал он.
Баба Надя, давно уже не удивляющаяся ничему, почувствовала в районе берцовых костей некоторую озадаченность.
— А как тебя зовут? — задребезжала она истрепавшимся за долгие годы голосом.
— Жених.
— Чей жених? — не поняла баба Надя.
— Твой.
Баба Надя не знала, как быть. Хоровод прожитых ею лет закружил так быстро, что ей стало казаться, будто она сидит на берегу широкой реки и поёт какую-то заунывную песню. Зато мальчик вёл себя как ни в чём не бывало, он продолжал:
— Я жених, а ты моя невеста. Нам скоро выходить.
Пока баба Надя искала в своих старческих космах ответ странному мальчику, тот, больше не говоря ни слова, встал с места и начал двигаться по направлению к трамвайным дверям. Баба Надя последовала за ним.
Трамвай загрохотал по рельсам, унося куда-то вперёд скучнолицых пассажиров, баба Надя проводила его сморщенным взглядом. Её прохудившиеся старушечьи ноги с трудом поспевали за бодрой походкой мальчика.
Они свернули в арку, пустота которой напоминала молчание косоглазого старика. За аркой виднелся покосившийся двор очень старого дома. Баба Надя была здесь впервые, она поглядела на всё так же шествовавшего чуть впереди мальчика. Тот деловито пересёк двор и стал колотить маленькой ручонкой по облезлой двери, торчавшей из каменной кладки строения. За стеной послышались кашляющие шаги, дверь дёрнулась, скрипнула, отворяясь, и в её проёме образовалась фигура нестарого ещё мужчины. Мужчина показался бабе Наде отголоском чужой беды, а его чёрные широкие усы — затвердевшими слезами. Его тело было сухим, а душу переполняли воспоминания о будущем. Наверное, это был отец мальчика. Мужчина повернул к бабе Наде чёрные усы, покосившись на мальчика правым ухом, спросил его: