А в том же
монастыре живет еще одна особа: не такая воспитанная, не такая образованная, не
такая святая. За плечами – трудное детство и бурная молодость: росла в детдоме,
там же узнала, откуда берутся дети и как они делаются. Потом добрые дяди
научили ее зарабатывать неплохие деньги, торгуя собственной фигуркой и
мордашкой, потом нашли еще несколько таких же смазливых девочек-подростков – и
тоже не панель. Дальше сама стала сутенершей, поставщиком живого товара в
разные бордели, сауны, вечеринки, бандитские сходняки. Потом наркотики, валюта
и, как закономерный финал – зона. Оттуда – в монастырь. Зачем туда пришла –
сама толком не знает. Прослышала как-то о кающейся Магдалине – вот и
шевельнулось что-то в сердце. Живет в монастыре, вместе со всеми ходит на
молитву, вместе со всеми садится за стол, так же со всеми вместе ложится спать
и просыпается.
И вот тут
включается психологический фактор: вполне естественный, заложенный в каждого из
нас природой. Монастырь женский, ни гостей, ни паломников. А природа не спит,
она не просит, а требует: дай, дай, дай! Хочу, хочу, хочу! Кабы не знала, что
это такое – одно дело. А коль воспитатель детдома ее однажды «воспитал» и всему
научил, дал вкусить, как это все сладко – другое. А тут, откуда ни возьмись,
приходит в монастырь юная дева вся из себя. Ну и что с того, что дева? И с ней
можно. Это теперь даже модно: мальчики с мальчиками, девочки с девочками. На
зоне это вообще вполне нормально, дело знакомое, не впервой.
Зовет «кающаяся
Магдалина» к себе в келью юную послушницу: помолиться, духовно пообщаться, да и
в коечку ее к себе. Ведь у той девы природа, поди, тоже не камень, своего хочет,
ждет и требует. А в келейке-то видеокамеры установлены, за иконами спрятаны,
весь этот «молебен» записывают. А потом эту запись – в интернет, да с соответствующими
комментариями: дескать, вот чему в монастырях учат, вот чем там занимаются, вот
как грешки свои «замаливают». А что? Эта тема сейчас тоже модная. Только и
слышишь: то там кто-то из святых отцов «на клубничке» попался, то там
«голубизной» кто-то себя прославил. И мы маслица подольем. В центре же этого
скандала будет не кто-то там с улицы, не бывшая сутенерша – с ней и так все
ясно, а, казалось бы, такая воспитанная, культурная, такая набожная дочь господина
Смагина. Скандал на весь белый свет!
– Ой, как мне опять
жалко Степаныча, – рассмеялся Лубянский. – Чем родная дочь занимается!
Он встал и прошелся
по кабинету.
– Взбодрил ты мне
кровушку, Ильюша, взбодрил. Мой покойный дед в свое время столько этой
поповской нечисти собственными руками передушил, что… Он ведь не сявкой подзаборной
был, а кадровым офицером НКВД. Ефима Лубянского история хорошо помнит. Его
подпись под приговором «тройки» была решающей. «Казнить нельзя помиловать». Дед
мой как раз и ставил точку в нужном месте: казнить или помиловать. И он ставил
ее: жирную такую точку. Как пулю в затылок сразу после оглашения приговора.
Ставил своей мозолистой рукой. Поэтому тогда власть боялись и уважали. А теперь
они, понимаешь ли, церкви строят, верующими зело стали. С нашим народом так
нельзя. Ему не церкви нужны, не болтовня о каком-то боженьке, а лагеря, часовые
на вышках, заводы по производству колючей проволоки. Видать, родился я не в
свою эпоху. Мое место – там, рядом с родным дедом, а не сопли тут вытирать.