Матушка Адриана
задумалась.
– Давай-ка на
минуту согласимся, что подвижничество вообще, а монашество в особенности,
требует от человека чего-то противоестественного. Предположим, что это так на самом
деле. Тогда почему во все времена монастыри были переполнены, а желающих
принять монашеские обеты – хоть отбавляй? Неужели все, кто выбирал для себя
монашество, был каким-то извращенцем общественной жизни? Стоило только
открыться хоть небольшому монастырю – как тотчас же в нем появлялись
насельники.
Монашество наложило
печать святости на душу всего православного народа, сделало ее доступною к
святым запросам и влечениям к Богу и небу.
Монашество наложило
печать порядка, мира, чистоты и на семью, сделав ее «домашней церковью», дало
обществу те нравственные ориентиры, по которым живут черноризцы: повиновение
старшим, безгневие, терпение своей доли, упование на милость и волю Божию,
равнодушие к материальным благам, комфорту.
Неужели подвиг
монашества, если бы он был на самом деле противоестественным, мог принести
такие плоды? Тогда если всякое христианское подвижничество называть неестественным,
то с тем же основанием следует считать неестественными все христианские добродетели,
ибо все они требуют подвига и сдержанности: терпения, смирения, целомудрия, кротости,
всепрощения. Или не так?
Надежда улыбнулась,
внимательно слушая матушку Адриану.
– Есть люди,
всецело преданные Богу и Церкви, высокому религиозному служению, – продолжала
та. – Они желают до конца и безраздельно отдаться служению Богу, они живут
только этой идеей, они служат только Церкви. Естественно ли им запрещать такое
целостное и безраздельное служение? Богоматерь, Иоанн Креститель, Иоанн
Богослов, апостол Павел, сотни, тысячи подвижников благочестия, веры. Можно ли
было их принудить к браку и семье? Сам Спаситель, совершеннейший Человек,
восприявший все человеческое – от рождения и младенчества до голода, страданий
и смерти, однако, не имел семьи, ибо семьей Его был весь род человеческий. И
это не было нарушением законов естества.
Пусть бы задумались
те, кто осуждает монашество, выступает против, называет его противоестественным:
разве воины идут на битву с женами? И разве мало таких обстоятельств жизни, при
которых, ради служения долгу, было бы прямо неестественным связывать себя
обязанностями мирскими? Почему же в религиозном служении Высшему Началу надо насильно
навязывать иной закон? Напротив, здесь часто господствует правило: кто может,
тот должен совершить подвиг; «могий вместити – да вместит». И для могущего
вместить, очевидно, подвиг монашества является абсолютно естественным.