Серёга
и сам был два раза чемпионом бригады по офицерскому пятиборью, уверенно стрелял
норму мастера спорта и был со всем доступным спецназу оружием «на ты», но с
Кукарачей он тягаться и не дерзнул бы, настолько бессмысленным было бы такое
соревнование. Да и никто, в общем-то, не дерзал, без вопросов признавая за
Кукарачей славу стрелка номер один.
Что
больше вызывало вопросы у сослуживцев, так это послужившая причиной прозвища
Витюхи, напеваемая им постоянно, особенно в моменты умственного сосредоточения,
дурацкая песенка: «Я кукарач-ча, я кукарач-ча!»
Обычно
всех, интересующихся её происхождением, Витюха, не стесняясь, посылал к
«ёжиковой бабушке», обрубая, обычно несвойственное спецназовцам желание лезть в
чужую жизнь. Но вот с Серёгой как-то вышло так, что он нечаянно попал в
непривычную для вечно ёрничающего Кукарачи минуту душевной откровенности, и
тот, возможно, сам не понимая — зачем, вдруг приоткрыл Серёге вход в закрытый
для всех других уголок своей души.
А
вышло это так.
После
очередного трудного и опасного выхода разведгруппа отсыпалась по палаткам,
восстанавливая растраченные при выполнении задания силы. Только Серёга и
Кукарача предпочли сну среди дня каждый своё какое-то дело. Сергей зашивал
продранную на рукаве любимую зимнюю тельняшку, Кукарача любовно начищал свой
табельный АПС — автоматический пистолет Стечкина, аккуратно разложив все его
части перед собой на свежей утренней газете и по обычаю мырлыкая своё «Я
кукарач-ча…»
—
Витёк! — зубами перекусывая нитку от катушки, как-то бездумно спросил Серёга. —
А что ты такое напеваешь?
—
Это, командир, фокстрот такой — «Кукарача», кажись, тридцатых годов двадцатого
века, что-то около того, — так же расслабленно, не задумываясь, ответил Витя,
любовно начищая ствол разобранного пистолета.
—
А что он так к тебе прилип? — по-прежнему почти автоматически спросил Сергей.
—
Чего прилип, спрашиваешь?... — Витюха прекратил протирать пистолетный ствол
ветошью. — Это, командир, можно сказать, песня всей моей жизни! Она в меня с
раннего детства профессиональным палачом собачьей плетью вбита!
—
Кем? — думая, что ослышался, переспросил Сергей.
—
Профессиональным палачом, садистом редкостным, моим родным дедом! — Кукарача
невидящим взором уставился в пространство. — Как же я мечтал его, суку, убить!
Сам, своими собственными руками! Я, может, ради этого и в спецуру подался,
чтобы наверняка не сплоховать! А он, гнида поганая, помер, когда я на втором
курсе училища мышцы и мозги накачивал!
—
Что он тебе сделал, чтоб так его ненавидеть? — поразился Сергей, прекратив своё
занятие швейным ремеслом.