В сенях затопали босые ноги, в избу нетвердо вошла Люба в одной сорочке, растворила окно.
- Чего вам? - сердито спросила она.
- Любушка, - просительно заговорил девичий голос. - А мы думали, ты не спишь...
За углом засмеялись.
- Верно, думали... Дай ключ, в клубе потанцевать...
- Дай, Любушка, - подхватила весело и жалостливо другая - А то совсем засохли, лето, а ни кино, ничего не видим...
- Не дам! - строго сказала Люба. - Спать ступайте!
Странник не шевелился. Затаив дыхание, смотрел на ее фигуру, освещенную луной, на крепкие руки и плечи, на грудь.
- Ни кино не видим, ни самодеятельности никакой... - продолжал уже обиженно второй голос.
- Любушка, мы на часок, - просительно ввернула первая. - Время-то - рано!
- Какой рано! Светать скоро будет!
- Где светать, где светать! - жарко отозвались за окном. - Коля, Коля, скажи, какой час?
- Без двадцати одиннадцать, - сиповато сказал кто-то за углом и засмеялся.
- Не дам ключа! - твердо сказала Люба. - Председатель не велел. Сегодня на правлении вопрос ставили. До утра танцуете, а потом на работу не подымешь. Спать надо!
Люба закрыла окно, мелькая белыми икрами, ушла опять в сени. Девушки пошептались о чем-то, отошли.
- Не дала? - врастяжку спросил кто-то за углом. - Тут-то она ему и сказала: за мной, мальчик, не гонись...
Заиграла гармошка, и надтреснутый голос фальцетом вывел томительный куплет частушки. Потом голоса рассыпались, отдалились, стало очень тихо. Во дворе три раза прокричал петух. Странник сел на кровати, свернул папиросу, осторожно закурил в кулак, роняя искры на пол. Докурив и пригасив окурок в цветочном горшке, он подождал немного, встал, подошел неслышно к печке, потолкал Настасью, послушал: та тихонько посвистывала носом.
Тогда Иоанн решительно вышел в сени, крепко притворил за собой дверь и, чувствуя холод и дрожь в животе и ногах, вытянул руки, медленно двинулся к тому месту, где спала Люба.
Нащупав постель, он прилег с краю, сдернул тонкое одеяло, скользнул руками под сорочку и всосался в губы. Люба проснулась, вздрогнула, вывернула лицо из-под бороды, ударила странника в грудь и вскрикнула. Иоанн навалился на нее всем телом, зажал рот рукой и зашептал:
- Что ты, что ты, я это... Не бойся, я это...
- Пусти, бродяга! Богомолец чертов, пусти! - невнятно сказала Люба и, вырвавшись, села, зажав рубашку в коленях.
- Погоди... Женюсь на тебе, не шуми ты, послушай, что говорю... - зашептал он. - Женюсь, хоть завтра... Бороду сбрею, в колхозе буду работать... В баню схожу, - добавил он, вспомнив, что давно не мылся в бане. - Иди ко мне, приласкаю...