Неподалеку от театра на Таганке жила моя мама. Я не стал задерживаться у афиш, а пошел по дороге, ведущей вниз. Мама мне обрадуется, я ей тоже. Увы, приятное предчувствие встречи было омрачено вопросом Привратника, так единственная небольшая тучка, заслоняющая солнце, омрачает небо. Я понятия не имел, что должен помнить о настоящей швейной фабрике. Мог поклясться, что никогда, ни разу в жизни в ней не был!
Как я и предчувствовал, мама встретила меня тихим оханьем, беспокойной бледностью, безуспешными расспросами и сделанными на скорую руку пирогами. Мне очень нравится мамин яблочный пирог: горячий, поджаристый, с дном, состоящим из порезанных яблок, он напоминал о детстве. Уже многие годы что-то менялось: обстановка в родительской квартире, соседи, лампочки в подъезде…, я взрослел, мама старела, не менялся только этот пирог. Когда его ел, то иногда закрывал глаза, представляя, что вот мне семь лет, а вот десять, двенадцать. Представлял, что на улице меня ждут приятели, чтобы идти играть, что меня позвала на день рождения одноклассница, а подарка еще нет, что я скоро поеду в первую самостоятельную поезку в летний лагерь. Все эти события объединяло одно: накануне я точно так же ел пирог на кухне.
Мама занималась переводами и сейчас сидела напротив меня в домашнем красном халате, очках и в окружении кип бумаг и журналов. Она пыталась узнать, где был ее единственный сын и что делал, но я сказать ничего не мог.
Уже потом, устав от расспросов, но взбодренный рассказами о жизни наших общих знакомых, я вспомнил о беседе с губернатором и о том, как он интересовался моим отцом.
- Сколько языков знал мой отец? - спросил я.
Мама уже успокоилась и, сдвинув очки на нос, взяв кроссворд судоку, коротким карандашом писала цифры.
- Много, Глеб, - после паузы сказала она. - Точно английский, французский и немецкий. Потом, я помню, приезжала какая-то делегация из Малазии. Переводчика долго не могли найти, но за дело взялся твой отец. Лихо так переводил с малайского, будто знал его в совершенстве. На китайских диалектах тоже говорил свободно. С японцами общался, с индусами…
Я ненадолго задумался. Получалось весьма интересно. Возможно, что губернатор не зря спросил о количестве языков, которыми владел мой сгинувший бесследно отец-переводчик.
- Мама, а были случаи, когда отец не мог перевести с какого-то языка? Ну, не знал его просто?
Мама положила кроссворд на колени, посмотрела на бело-желтые обои, туда, где притаился последний солнечный зайчик заката, и ответила:
- Не припоминаю, Глеб. Насколько я помню, он мог перевести все, что угодно. Языков тридцать знал, наверное. Или даже сорок. При нашем первом знакомстве он произвел на меня сногсшибательное впечатление.