Как это всё произошло?
Я:
Узнал ваш муж, прекрасная маркиза,
Что разорил себя и вас,
Не вынес он подобного сюрприза
И застрелился в тот же час.
Оля и Таня резко перестали играть, и дальше в полной тишине звучит мой речитатив:
Упавши мёртвым у печи,
Он опрокинул две свечи,
Попали свечи на ковер,
И запылал он, как костер,
Погода ветреной была,
Ваш замок выгорел дотла,
Огонь усадьбу всю спалил,
И в ней конюшню охватил,
Конюшня запертой была,
А в ней кобыла умерла.
Девчонки снова играют, так что последнюю пару строй я допеваю уже под музыку:
А в остальном, прекрасная маркиза,
Всё хорошо, всё хорошо!
Музыка стихла. Даже Наська понимает, что что-то не так. Мама попыталась засмеяться, но, взглянув на папу, сразу передумала. А папа сидит и с весьма задумчивым видом смотрит на меня. Попробую дожать его:
— Значит, папа, в стране всё хорошо и жизнь легка, да? Так тебе министры докладывают?
— А я и не заметил, как ты вырос, Алёша. Пойдём-ка ко мне, поговорим…
(Алексей)
— Закрой дверь. Садись. Нет, сюда садись, поближе.
— Угу.
— Ну, рассказывай. Что это за намёки? Ты что-то знаешь?
— Папа, скажи, с кем ты хотел бы поговорить?
— В каком смысле? С тобой, конечно.
— Меня здесь двое.
— Как это?
— Здесь, в этом кабинете, сейчас присутствует твой сын Алёша, а также Цесаревич Российской империи Великий Князь Алексей Николаевич. С кем ты хотел бы поговорить?
— Хм… Любопытно. Тогда, для начала, я желал бы послушать, что скажет мне мой сын.
— Папа! — вскочив с кресла, я бросаюсь к своему отцу и вешаюсь ему на шею. Мне же всего двенадцать лет! Слёзы ужаса и отчаяния так и лезут из меня. Чувствую, как Петька помогает мне, усиливая мои эмоции. Подло так обманывать родного человека? Но я ведь и не обманываю. Мне действительно страшно за себя, за свою семью и свою страну. Нужно расшевелить отца! — Папочка, миленький, спаси нас! Пожалуйста, спаси. Ты же сильный. Ты можешь, я знаю, можешь. Спаси!!
— Да… Лёшка, ты чего? Разревелся, как барышня. Что случилось-то? От кого спасти? Тебе что-то угрожает?
— Угрожает.
— Кто посмел? Говори, кто?
— Ах, папа. Ничего ты не понял.
— Да перестань ты реветь! Толком говори, чего боишься?
— Смерти. Многих смертей.
— Час от часу не легче. Уже многих. Ты о чём?
— Тогда, в Храме, когда я стоял на коленях перед Ней, я не только получил исцеление. Не, знаю, возможно, это случайно вышло. А может, и не случайно. Но… папа, я никому о том не говорил пока. Только тебе. Пообещай, что не расскажешь. Другим о сём знать не следует. Даже маме лучше не знать. Обещаешь?
— Ну… обещаю. И крест на том целую. Никому не скажу.