Непримиримость (Хотимский) - страница 19

— Революция, товарищи! Слышите?! — Иосиф, опшалев от радости, метался по цеху меж станков, хватал инструментальщиков за плечи, тормошил. — В Петрограде революция! В Москве революция!

— Кончай работу! Все — во двор!

— Бросай работу, ребята, выходи!

Оборвался гул машин. Тихо стало, непривычно. Но тут же — конец тишине, снова возгласы:

— Все — во двор! Все — под красное знамя революции!

Скинута шапка-невидимка — слово теперь не только слышится, но и видится. Всем. Всюду. Во всем.

Тысяч семь собралось к исходу утра на площади у главной конторы, здесь и зингеровцы и земгорцы. Над толпой — пар дружного дыхания, над трубой — ни дымка, труба не дышит.

Приволокли дощатый ящик — стук-постук молоточком! — и трибуна готова. А ведь прежде — никаких трибун, Иосиф выступал здесь еще в дни той осенней стачки, взобравшись на пожарную лестницу, что у стены, — рассказывал про предательство, про облаву, про городовых… В тот раз рабочие победили все же: Диксон уступил — дал прибавку к зарплате, никого не уволили и всех арестованных выпустили. Знать, чуяли, что недалек час. Вот он и настал!

На трибуну-ящик полезли желающие, один за другим. Орали кто во что горазд.

— Свобода, товарищи! — срывался в рыдание голос одного. — Свобода, дорогие! Долгожданная! Да здравствует Учредительное собрание!

«Эсер, наверное», — подумал Иосиф.

— Главное, чтобы без кровопролития, — подчеркивал другой. — Главное, чтобы бес-кров-но. Да здравствует бескровная революция!

Этого Иосиф знал: из меньшевиков. И, нетерпеливо стремясь ответить, тут же взобрался на ящик, кашлянул — прочистил горло, — о удовлетворением ощутил, как громко звучит голос.

— Товарищи! Сейчас здесь передо мной выступали эсер и меньшевик, Провозглашали здравицу Учредительному собранию, революции. Бескровной притом. Но почему-то ни слова не сказали о своем отношении к той кровавой бойце, в которую мировая буржуазия втравила народы…

— Скажи ты! Кто не велит?

— Уже говорю! Не первый раз говорю. Большевики давно сказали свое слово о войне. А меньшевики и эсеры? После девятьсот пятого они тяв-тяв — и в кусты! Потом то и дело ставили палки в колеса революционному движению, путались в ногах. А теперь, когда царю дают по шапке… по шапке Мономаха… теперь они снова за революцию? Теперь они снова, видите ли, с рабочими, с народом! Так пускай выскажутся, как они относятся к войне. Тем более что они за бескровную революцию…

— Да, за бескровную! — с вызовом крикнули из толпы.

— А кто, собственно, жаждет крови? — отозвался Иосиф. — Кто среди нас кровожаждущий? Кто? Нету здесь таких! Но если вынудят… что ж, и крови не испугаемся. Не из пугливых. И вкус своей крови во рту нам знаком. И не пристало нам страшиться красного цвета, цвета наших знамен! Пускай враги страшатся!..