— Ну-ка, ну-ка. — Муравьев снова приник к биноклю. — Ага, вижу! Это… это не коноводы. Это, пожалуй, начальство. Наверняка начальство! Ну, сейчас мы их пуганем…
Он обернулся к расположившемуся поблизости резервному взводу:
— Командира ко мне!
Подбежал взводный, козырнул. Главком указал ему на всадников за деревьями, их и без бинокля было видно, отдал приказание. Молодой офицер, истомившийся ожиданием, обрадовался возможности отличиться и заорал самозабвенно:
— Взво-од! Первая шеренга с колена-а… вторая шеренга стоя-а! Прице-ел!.. Залпами-и!.. То-овсь!.. Пли!!
Взвод грянул дружно, как на учении.
— Залпами их, залпами! — Муравьев не отрывал от далеких деревьев горящего взора. — Возьмите бинокль, комиссар, я и так вижу… Ага, не нравится! Ага, лататы!..
Еремееву видно было в бинокль, как врассыпную удирали всадники.
И вдруг над тылом правого фланга возникло белое облачко шрапнели — как нарисованное, через секунду донесся звук выстрела.
— Ну, сволоча! — главком досадливо оскалился. — Теперь будут жарить, на испуг брать.
— То мы их пугаем, — усмехнулся Еремеев, — то они нас.
— Где же, черт побери, ваши батареи завязли? А это что еще там?! Никак, сдрейфили?
Шрапнель подействовала на красногвардейцев. Иные, покинув залегшие цепи, отбегали — поодиночке и группами — к задам деревни, прятались за сараями.
— Необстрелянные, — вздохнул Еремеев и молча направился к сараям. Михаил Артемьевич не слышал, что он там говорил своим разлюбезным братьям по классу, только увидел, как побежали обратно к покинутым цепям фигурки в перепоясанных цивильных пальтишках. «А что? — подумал он. — Из них еще отличных солдат воспитать можно. Уж если нашу деревню серую, забитую обучили воевать, то этих, городских, бойких…»
Тут главком увидел, что противник выкатил две батареи к самому склону. Ну, наглецы! Одна из батарей тотчас шарахнула по приближавшейся роте прямой нлводкой — солдаты повернули вспять, побежали. Одни лишь пулеметчики не растерялись, залегли и открыли ответный огонь.
— А вот это уже по вашей части, Михаил Артемьевич, — ехидно заметил возвратившийся перед тем Еремеев и повел своей трубкой в сторону драпавших солдат.
Муравьев побагровел. Выдернув из кобуры наган, он помчался наперерез бегущим. Полы шинели развевались, главком скакал по бездорожью, как борзая, длинными энергичными бросками. Сейчас ему удобнее было бы в кожаной куртке, но только позавчера сменил ее на более теплую и более привычную шинель.
— Ротного ко мне! — орал он, размахивая револьвером. — Господа офицеры, мать вошу растуды и разэгак!!!