Путешественникам даже не пришлось спрашивать, по какому поводу устроен всеитакский сабантуй. Крики и песни восхваляли взошедшего на престол после долгой отлучки любимого царя Одиссея, славили Пенелопу, сумевшую сохранить верность мужу во время его долгого отсутствия, и проклинали ненавистных претендентов в женихи, вызвавших ненависть всего народа Итаки.
Когда израненный «Арго» причалил к пристани, город словно взорвался. Аргонавты и Сан Саныч с ребятами едва успели попрощаться с командой, как Ясона и его спутников толпа, узнавшая своих героев, моментально растащила в стороны. К огромному столу, накрытому на рыночной площади, Геракла несли на руках целых двадцать человек.
Геракл поискал глазами Женьку и Олю, подмигнул им, подхватил чашу с вином размером с ведро и, отсалютовав в сторону ребят, одним глотком вылил вино себе в глотку. Хватив чашей о стол так, что тот разлетелся на части, гигант отправил в рот четверть туши зажаренной на костре лани и с головой ушел в трапезу.
Буквально через минуту с соседней улицы зазвучала лира Орфея, его песни прерывал многоголосый хохот.
Сан Саныч, Женя и Оля стали подниматься по мощеной дороге во дворец Одиссея. На всем их пути толпы народа праздновали, выпивали и веселились. И хотя гостей острова то и дело дергали за руки и одежду, приглашая к каждому столу, группе или компании, они улыбались, показывали пальцами на дворец и двигались дальше. Но все равно добраться до дворца голодными и мучимыми жаждой им не удалось, пришлось все-таки несколько раз остановиться.
Хранитель и ребята возлежали за праздничным столом на почетных местах возле царя Итаки.
Да-да, именно возлежали, потому что в античные времена сидеть на пиру было не принято. За столами устраивались, правда, не на обычных спальных ложах, а на особых сиденьях-апоклинтрах. Апоклинтры были сделаны так, чтобы расположившимся на них людям практически не нужно было бы двигаться. Опирались при этом всегда на левую часть тела, чтобы не мешать пищеварению. Столы были расставлены буквой «П», снаружи возлежали гости, а в середине сновали рабы, разнося кушанья и наполняя вином килики – этакое блюдце с ручками на длинной ножке.
Только что два мускулистых раба принесли и поставили перед царем праздничное блюдо – барашка, зажаренного целиком. От него шел одуряющий запах оливкового масла, шафрана, чеснока, розмарина и массы других специй, с поджаренной корочки капал сок, пропитывая лежащие вокруг пшеничные лепешки. Казалось бы, эка невидаль, барашек… А вот и нет! В ту пору греки обычно ели мясо диких животных, водившихся в их краях в изобилии, а домашнюю скотину берегли для самых торжественных случаев. Кто же будет в обычные дни резать овцу, регулярно дающую шерсть и молоко?