Когда Иван решил почтить своим присутствием это заведение, он меньше всего рассчитывал встретить тут эту парочку. Этот крайне неприятный доктор, да еще с Оливией! И совершенно ясно, что они увлечены друг другом!
За соседним столом возникла небольшая пауза; Гиффорд, глядя в миловидное, слегка сужающееся книзу лицо своей спутницы, думал о том, что был совершенным безумцем, полагая, будто сможет удержать их отношения на подобном уровне. Оливия едва ли догадывалась о его мыслях. Они неотвязно сопровождали его во время последней поездки и теперь вспыхнули с новой силой.
Он любил ее, он хотел быть с ней больше всего на свете. Но признаться в этом означало совершить непоправимое. Кстати, не он ли сам клятвенно пообещал себе ни в коем случае не лишать ее иллюзии, что доктор — друг, отец-наставник, исповедник, и не более того? Открыть перед ней сердце — значит подорвать ее доверие к нему.
На лице девушки появилось озабоченное выражение.
— Что случилось, Оливия? — спросил Гиффорд, оставив размышления о своих проблемах. — Вас до сих пор что-то тревожит?
— Да, — откровенно призналась она. — Я как-то подзабыла об этом, но… Вы, пожалуй, решите, что я психопатка. Никому другому я бы не призналась… — Она глубоко вздохнула, переводя дыхание, и без всякой связи продолжила: — Не могли бы вы освободить вечер десятого числа?
— Разумеется, если вы этого хотите, — с готовностью ответил Гиффорд. — Десятое — это ведь ваша премьера, не так ли?
— Да. Если я буду знать, что вы в зале, мне… будет легче. Вы даже не представляете, как я боюсь!
— Впереди еще три недели…
— Я знаю. Ох, конечно, я всегда мечтала станцевать Одетту — Одиллию. Вы верно сказали, это действительно вершина! Но Дуброски просто сходит с ума из-за этой постановки; с ним так трудно, что Демоб перед тем несчастным случаем едва не бросила все это дело. А мне еще хуже, потому что он вбил себе в голову, будто я могу показать то, чего другие не могут.
— Это должно вас подбадривать, не так ли?
— Нет, это меня просто пугает. Не могу понять, что со мной происходит, но у меня страшное предчувствие, что должно случиться что-то нехорошее. И не спрашивайте — почему.
— Послушайте, — твердо проговорил Гиффорд. — Вы сейчас — просто комок нервов. Может, мне поговорить с Дуброски и попросить его не нагружать вас так?
— О нет, не надо! Все-таки уже конец сезона, и у меня будет время прийти в себя и отдохнуть перед американским турне.
— Вы собираетесь принять в нем участие?
Оливия молча кивнула, подумав, что, если она скажет о своем нежелании туда ехать, доктор окончательно сочтет ее сумасшедшей.