Тем не менее Кельвин не был бы хорошим командиром, если бы не познал простую истину: никогда нельзя терять самообладание.
— Все, о чем я вас прошу, сэр, — проговорил он совершенно бесстрастным, как и прежде, голосом, — это одолжить мне денег на чисто деловых условиях.
И, поскольку герцог никак не отреагировал на его слова, он продолжал:
— Вы будете получать ежегодно дивиденды, как если бы сами стали владельцем акции, и я абсолютно уверен, что к концу первого же года смогу выплатить вам часть долга, если не весь долг.
— Блажен, кто верует!
— Вы поможете мне?
— Нет! — отрезал герцог. — Я не могу себе этого позволить!
Секунду Кельвин Уорд сидел, словно оцепенев.
Он чувствовал непреодолимое желание сказать дяде все, что о нем думает, однако понимал, что дело окончится неприятной сценой, которая ему ничего хорошего не сулит.
В конце концов, уговаривал Кельвин себя, он в глубине души и не надеялся, что дядя придет к нему на помощь.
Ведь герцог отказал ему даже тогда, когда Кельвин чуть не на коленях умолял его помочь умирающей матери.
Он так и не смог забыть ту горечь, которая охватила его тогда, когда он уходил из Уксбридж-Хауса, а в ушах все звенел металлический голос дяди.
«Мне делать больше нечего, как забивать себе голову какими-то немощными женщинами и нищими племянниками!» — заключил он.
Кельвин тогда был в полном отчаянии и, лишь одолжив деньги у ростовщиков под баснословные проценты, обеспечил возможность своей матери, леди Рональд Уорд, умереть, как подобает человеку их круга.
Кельвин Уорд встал.
— Если это ваше последнее слово, сэр, — проговорил он, — то у меня больше нет доводов, чтобы вас убедить.
— Не сомневаюсь, — ответил герцог. — Мог бы и не приходить сюда, а найти какого-нибудь другого простака, который поверил бы в твои грандиозные замыслы!
«Не такие уж они грандиозные!» — усмехнулся про себя Кельвин, оглядывая просторный, уютный кабинет.
Он не сомневался, что, если бы у него была возможность внимательно рассмотреть книги в книжных шкафах, он обнаружил бы изрядное количество старых томов, собранных еще его предками. Книги эти представляли немалую ценность, поскольку были первыми изданиями.
На стенах висели портреты предков герцога — бывших герцогов Уксбриджских, — это были работы всемирно известных художников.
Кельвин вовсе не хотел, чтобы дядя продал их, просто он не верил его бесконечным причитаниям по поводу бедности, в то время как он жил в окружении несметных богатств.
С другой стороны, ковры в доме были потертые, узорчатые шелковые портьеры обтрепанные, лакеи из года в год ходили в одних и тех же ливреях. Сам герцог был настолько скуп, что эта его черта служила неизменным поводом для шуток среди людей, знавших его.