«А может, он и вправду беден?» — частенько задавал себе вопрос Кельвин.
Вопрос этот не давал ему покоя в течение многих лет, особенно с тех пор, как умер его отец и он стал наследником герцогского титула.
Однако у дяди ни разу не возникло желания поведать своему племяннику о том, какие богатства перейдут ему, когда он вступит во владение титулом.
Мало того, он даже ни разу не оказал Кельвину гостеприимства.
В Уксбридж-Хаусе Кельвину Уорду никогда не предложили даже бокала вина, не говоря уж об обеде или чае.
И все же возвращался он из Индии в радужном настроении.
Он почти убедил себя, что дядя хоть раз в жизни должен помочь ему заработать на жизнь.
Как же тяжело ему было покидать свой полк! Даже сейчас не мог он без боли в сердце вспоминать своих солдат, которых обучал премудростям военного искусства.
Он отказался от карьеры военного, как он только что рассказал дяде, лишь потому, что ему пришлось посмотреть правде в глаза: на жалованье военного ему не прожить. А залезать все глубже и глубже в долги было не в его характере, такое поведение казалось несовместимым с его представлением о порядочности.
«Я считаю Кельвина Уорда одним из самых порядочных людей, каких я когда-либо встречал», — сказал как-то полковник, с которым он служил, будучи уверенным, что тот его не слышит.
И теперь Кельвин, криво усмехнувшись, подумал, что вряд ли подобная характеристика подойдет ему в будущем.
Он решил пуститься в коммерцию, а именно — стать торговцем, и прекрасно отдавал себе отчет в том, что честность и порядочность вряд ли являются качествами, необходимыми человеку на пути быстрого обогащения.
Знакомые, о которых он говорил герцогу, очень хотели, чтобы Кельвин стал их партнером.
«Ты как раз такой человек, который нам нужен, — убеждал его один из них. — Ты, Уорд, внушаешь доверие к себе с первого взгляда, а в сегодняшнем бизнесе это самое главное».
И теперь Кельвину Уорду казалось, что он никогда не сможет войти в деловой мир. Будущее представлялось ему туманным, и он понятия не имел, что делать дальше.
Он покинул Уксбридж-Хаус, вежливо попрощавшись с дядей, не выказывая ни враждебности к нему, ни чувства обиды.
— Так сколько ты мне отмерил, пятнадцать лет? — с издевкой бросил ему герцог на прощание. — Так вот! Я назло тебе, Кельвин, проживу двадцать пять! И строжайшей экономии, с которой я веду дела в поместьях, тебе еще долго не изменить!
Кельвин понял: дядя пытается заставить его сказать какую-нибудь грубость, о которой он впоследствии очень бы пожалел, — и решил не доставлять ему такого удовольствия.