— Я пыталась поговорить с тобой в течение нескольких дней, — нервно сказала она, — но у меня не было возможности, потому что мы были постоянно окружены друзьями, во всяком случае, ты.
— Прошу прощения, но я думал, что тебе доставляют удовольствие те развлечения, что я устраивал для тебя. Они стоят кучу денег.
Карлотта вспыхнула.
— Норман, — сказала она. — Ты ужасно обращаешься со мной.
— Ужасно? — воскликнул он. — Боюсь, что я не понимаю тебя. Я делал все, что в моих силах, чтобы наш медовый месяц прошел великолепно.
— О, будь честным, — нетерпеливо сказала Карлотта. — Ты ничего подобного не делаешь. Ты окружаешь себя смешными, глупыми людьми, которые ни тебе, ни мне не нужны.
— В таком случае, извини. Я думал, что Дрейсоны твои друзья и тебе они нравятся.
— Нет, не нравятся, — устало ответила Карлотта. — Я говорю о нас, Норман. Я сожалею о той ночи… И ужасно огорчена.
— Мое милое дитя, — ответил Норман. — Прошу тебя, не расстраивайся из-за такого пустяка.
— Норман, ты не откровенен и не искренен со мной, — в отчаянии сказала Карлотта. — Неужели ты не понимаешь? Я была сумасшедшей, усталой, истеричной и наговорила тебе много такого, о чем и не думала. Перестань наказывать меня.
Норман посмотрел на нее. Ей казалось, что его глаза сделаны из стали.
— Нечего извиняться, — сказал он, — уверяю тебя. Я люблю правду. И всегда любил.
— Но это не было правдой, — ответила Карлотта. — Клянусь тебе, то, что я сказала, — неправда.
Норман подошел к ней. Он не дотронулся до нее, но стоял очень близко и смотрел на нее.
— Посмотри на меня! — приказал он.
Она задрожала, но заставила себя поднять голову и посмотреть ему в глаза, хотя губы у нее тряслись, а руки конвульсивно сжались.
— Поклянешься ли ты на Библии всем тем, что священно для тебя, что ты любишь меня только ради меня?
Карлотта была парализована, она не могла говорить, казалось, что ее язык прилип к гортани, губы пересохли. Она могла только смотреть на него, а потом под его взглядом опустила глаза.
Он засмеялся, но в смехе не было веселья, а была только горечь, которую не высказать словами. И оставил ее одну.
Несколько минут она стояла неподвижно, затем упала на диван, зарыдав так, как будто сердце у нее разрывается.
Когда они встретились, Норман разговаривал с ней, но только так, как он разговаривал бы со случайной знакомой, с которой он был чрезвычайно вежлив. Они все время были вместе, но Карлотта чувствовала, что она ест, гуляет и танцует, как автомат. Перед ней была пропасть, через которую она не могла перекинуть мост. За всю свою жизнь она никогда не сталкивалась с чем-то таким тягостным и непостижимым, как отчужденность между нею и Норманом. Она не знала, что делать. Она потерялась — дитя в лесу страхов и ужасов, которые становились все сильнее, оттого что скрывались за притворной вежливостью.