Постройка канала была окончена в 1933 г., причем огромное большинство тех, кто остался живой, получили досрочное освобождение. О стройке канала было издано два тома, в которых описывалось, как строился канал и как там происходила «перековка» (это слово вскоре стало чрезвычайно популярным. Оно означало, что человеческий мусор у нас переделывается в нечто сияющее, достойное нового социального строя). В двухтомнике имелось немало фото, в которых были изображены главным образом те славные чекисты, которые и организовывали работу в лагере и делали чудо. Особенно хорош был начальник строительства Коган, сидевший в небрежной позе, с папиросой в углу рта, у телефона. Из з/к почему-то всего больше прославлялась инженер Кабылина.
Один из разделов книги о Беломорканале был озаглавлен «Туфта», в нем говорилось, что, к сожалению, на стройке имелось и мошенничество. Так, инженер Галенчик, начальник одного из участков стройки, не добрал 20 см скального грунта, что выяснилось уже после того, как стройка была объявлена законченной. За это начальник, получавший до того кучу благодарностей и освобожденный досрочно, должен был вновь попасть под суд, который и влепил недавнему герою новых три года. По прибытии в Мариинск он и был назначен начальником строительства в Суслове.
Чуть ли не сразу после окончания стройки Беломорканала начали строить канал Москва-Волга. Печать и радио, описывая положение там, взяли нотой еще выше. Это был почти рай. Действительно, бывшие там рассказывали потом, что, на стройке недалеко около столицы условия были хорошие, т.е. гораздо лучше, чем в других лагерях. Но вообще после окончания постройки Волга-Москва канала расписывать о радости пребывания в лагерях перестали, переделка-перековка арестантов перестала быть важнейшим моментом, а затем этот момент и вообще исчез. Подходил 1937г. и размазывать сентименты перестали.
Вполне естественно, что все лагерные начальники хотели, чтобы и о них написали, как они перевоспитывают (у нас везде и все время кого кто-то воспитывает) злодеев, превращая их в почти ангелов, а чтобы усилия начальников не погибли втуне, было постановлено учредить должность историографа. На этот пост был назначен небольшой украинский писатель. Он показывал свою, очень неряшливо изданную книгу. Какие инструкции были даны ему начальством, не знаю, но, конечно, в первую очередь он должен был отметить личную деятельность начальника отделения, товарища Чухиля.
Чтобы хоть в какой-то мере походить на идеальный лагерь, весной 1934 г. было решено провожать бригады, выходящие на работу, с музыкой. Из музыкальных инструментов имелись мандолины и гитары (больше, кажется, ничего). Получалось все это таким образом. Рано утром, в мае, когда еще весьма свежо, за ворота выходили бригада за бригадой. Это испитой, исхудавший народ, одетый в рвань. В самых воротах огромная лужа, на сухом месте стоит начальство. Все они выбритые, в новеньком обмундировании, упитанные даже, не мерзнут, так как почти все в гимнастерках. Оркестр в составе 3-4 человек замерзшими руками играет бодрые марши, дирижирует женщина в ватной юбке, в грязном бушлате. Женщина давно спилась и стала шалманом. Если бы был художником, то лучшей сцены для показа лагеря 1934 г. не придумать.