Джина успела переодеться – на ней было легкое серое платье с накладными погонами и карманами. В этом платье женщина казалась моложе своих лет.
– Кажется, вы вчера долго извинялись, – напомнила она ему, – или это была лишь минутная слабость?
– Я все понял, – сказал Дронго, – вы меня уже преследуете.
– А если и так, разве это плохо? Вчера вы сказали, что считаете непорядочным глупое поведение мужчины, который отказывает женщине. Особенно когда она ему нравится. Я правильно вас процитировала?
– Абсолютно, – согласился он.
«Женщины – странные существа, – в который раз подумал Дронго. – Если они пытаются добиться расположения мужчины, то бывают гораздо более настойчивы, чем мужчины, добивающиеся женщин. В конце концов, это даже неэстетично – пытаться заниматься чем-то, когда в доме находится покойник… и вообще…»
Он шагнул к ней. Поцелуй был долгим.
– Если я попрошу разрешения, чтобы прямо сейчас поговорить с Вермишевым, вы отпустите меня хотя бы на двадцать минут? – попросил Дронго.
– По-моему, это хамство, – недобро сказала Джина, отстраняясь от него, – вы ведете себя черт знает как.
– Честное слово, вы правы. Но мне просто необходимо срочно с ним побеседовать, – настаивал Дронго. – Обещаю, что вернусь сюда ровно через двадцать минут и не выйду, пока вы мне не разрешите. В конце концов, не забывайте, что я эксперт по расследованию преступлений, и мне кажется очень важным побеседовать сейчас именно с их переводчиком. Он пытался со мной поговорить, но внизу было слишком много людей.
– Идите, – разрешила она. – Я чувствую себя полной идиоткой. Такое ощущение, что я домогаюсь вас, а вы всеми силами пытаетесь от меня сбежать…
– Ни в коем случае. Я же вам объяснил. И попросил прощения.
– Идите, а то я передумаю, – улыбнулась Джина.
Эксперт выбежал из комнаты, буквально скатившись по лестнице. На террасе и во дворе уже никого не было. Он огляделся и увидел проходившего по двору помощника Энцо.
– Альберто, – позвал его Дронго, – извините, что беспокою вас. Вы не видели здесь переводчика? Антона Вермишева?
– Нет, не видел, – ответил тот, – он, наверное, в доме.
Дронго повернулся, входя в дом. В гостиной у тела Ишлинского по-прежнему сидели две женщины. Они взглянули на Дронго, когда тот вошел. У Евгении в глазах была настоящая скорбь; очевидно, она все-таки испытывала какие-то нежные чувства к своему другу. А вот глаза Ядрышкиной были абсолютно пустыми. Они вообще не выражали никаких эмоций.
– Простите, – сказал Дронго, – вы не видели Вермишева?
– Нет, – ответила Люба за обеих.
Он решил подняться наверх, когда увидел спускавшегося по лестнице Стригуна.