По окончании радиосообщения раздался взрыв восторга. Все радовались, целовались, потом запели «Интернационал». Гюнтер трясущимися руками прикурил сигарету, потрясенный на этот раз красотой революционной песни, которую он плохо знал. Он был напуган той народной мощью, которую ощутил.
На следующее утро он сменил повязку Наликину, воспользовавшись рубашкой одного партизана, которую тщательно постирала одна женщина. Самоуверенный и совершенно одиозный, Наликин приказал Гюнтеру спороть нашивки с мундира: они здесь не нужны. К счастью, прежде, чем Гюнтер послал его к черту, пришел Яковлев за медицинской консультацией.
Женя стала третьей пациенткой. Молодая женщина очень нервничала.
— Мне нужны не твои услуги, а советы. Я беременна и предпочту скорее умереть, чем родить ребенка, которого заподозрят в том, что он немец. Я вернулась к партизанам и выхожу замуж за парня, невестой которого была еще до войны. С какого месяца беременности ребенок может родиться и жить?
— Через восемь месяцев… семь с половиной…
Женя произвела в уме быстрый подсчет и покачала головой.
— Но почему тебе не сделать аборт?
Молодая женщина опустила голову.
— Я хочу его сохранить… Ладно, товарищ врач, прощайте. Я знаю, что могу вам доверять.
Гюнтер посмотрел ей вслед.
Закончив консультации, он вышел из землянки и смешался с партизанами. Услышанное сообщение советского радио их возбудило, он слышал разговоры о боях, об убитых немцах. Он также чувствовал замешательство оттого, что соответствующие наставления Наликина медленно приносили плоды. Нужно было ожесточить людей, подавить в них жалость, и статьи в газетах, которые он читал — за подписью некоего Эренбурга, — призывая к убийствам, насилию, грабежам, воздействовали на них гораздо больше, чем жестокость и героизм Яковлева. «Женщины и дети, молодежь и старики, — писал Эренбург, — должны отплатить за преступления немецкой армии на территории нашей Родины» (Сталин не поддержал выдержанные в ветхозаветном духе призывы таких, как И. Эренбург, и сказал, что «гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается». — Ред.). Что произойдет, если все эти люди хлынут на немецкую территорию?
К полудню внезапный ажиотаж привлек внимание врача. Лагерь пересек разведчик верхом на лошади и направился к землянке Яковлева.
Гюнтер направился к ней из любопытства. До него доносились голоса разговаривавших Наликина и Яковлева, но подойти ближе мешал часовой, прохаживавшийся вокруг землянки.
Минут через двадцать вышел явно разгневанный Яковлев и подошел к немцу:
— У меня для тебя новости, лекарь. Твой офицер предложил обменять тебя на пленных, которых вы захватили. Я хотел бы тебя сохранить у себя, но еще больше мне нужны мои тридцать парней. Стоило держать тебя здесь для такой прогулки! Но даже при всем этом я был рад твоему присутствию. Ну, что скажешь?