- Завтра вечером приду к тебе с дорогим гостем из Киева.
- Не стыдно меня перед людьми позорить? – не выдержала Антонины.
- О, заговорила. - Обрадовался гость.
- Зарекалась молчать, но ты ирод такой кого угодно доведёшь до отчаянья!
- Я такой! – самодовольно протянул Николай. – Так что сопротивляться не рекомендую.
Антонина повернула к нему увядающее, но красивое лицо и выкрикнула:
- Ни тебя, ни гостя не пущу!
- Пустишь как миленькая, - угрожающе прошептал бывший шахтёр. – Мало того и обслужишь его по полной программе…
- Не дождёшься!
- Сделаешь всё, что он захочет, - предупредил Симагин. – Если конечно у него на такую потасканную бабу встанет.
Антонина застыла, медленно переваривая услышанное.
- Нет!
- Иначе я тебя застрелю как собаку. – Просто сказал полицай и вытащил парабеллум.
- Ты сдурел?
- Поняла меня немецкая блядь?
Не дождавшись ответа, он грохнул дверью и отправился спать в участок. Антонина больше часа стояла как вкопанная посредине скромно обставленной гостиной и о чём-то мучительно раздумывала:
- Как быть? Ведь он обязательно припрётся…
Когда утром соседка забежала к ней одолжить соли, окоченевшая Тоня давно висела на верёвке, продетой через кольцо вбитое Григорием для детской колыбели. Вероятно, женщина заранее переоделась, встала на стул, чтобы дотянуться до деревянной балки на потолке и спрыгнула вниз…
После сдачи города Сталино 383-я стрелковая дивизия отступала, отчаянно огрызаясь, в направлении на северо-восток. Осенью 1941 года фронт стабилизировался по луганскому краю Донбасса.
- Неужели немец выдохся?
«Шахтёрская» дивизия заняла оборону у города Красный Луч и вгрызлась намертво в родную землю. Всю зиму шли оборонительные сражения, не приводящие к заметным изменениям линии фронта.
- Как же есть хочется! – думал Петя Шелехов почти всё время.
Питание становилось всё хуже, снабженцы в тылу обнаглели и воровали в открытую. Обовшивевший, опухший, грязный дистрофик, он не мог как следует работать, не имел ни бодрости, ни выправки. Горькая правда войны надломила его. Собратья по оружию либо молча неодобрительно сопели и отворачивались от него, либо выражали свои чувства крепким матом:
- Вот навязался недоносок на нашу шею!
Однажды высокое начальство застало его за прекрасным занятием: откопав в снегу дохлого мерина, он вырубал бифштексы из его мёрзлой ляжки. Взмах тяжёлым топором, слабый удар.
- Ух! - с придыханием, а потом минута отдыха.
Рот открыт, глаза выпучены, изо рта и ноздрей — пар. Петька поднял глаза, а на него с омерзением смотрел сытый, румяный, в белоснежном полушубке, комиссар полка.