— Торак, — сказала Ренн, — я не знаю, что Эостра собирается делать на этой горе, но одно мне совершенно ясно: она намерена во что бы то ни стало нас разделить, разлучить тебя со мной и с Волком. Ей нужно, чтобы ты остался в одиночестве, ибо только так она сможет заполучить твою блуждающую душу. Но ей это не удастся!
И они еще долго сидели бок о бок у огня, а ледяная буря яростно сражалась с истерзанным Лесом. Потом Ренн уснула, но Торак продолжал бодрствовать. Пока что они с Ренн были в безопасности. А Волк? Тораку казалось, что связь между ним и Волком подобна тонкой хрупкой нити, протянувшейся в ночи, и ледяные пальцы Эостры уже тянутся, чтобы схватить эту тонкую нить и порвать ее.
Ясный Жестокий Холод наступал на Лес, стремясь его уничтожить. Холод сокрушал деревья и заставлял птиц камнем падать на землю. Холод набрасывался на Волка, запуская ему под шерсть свои страшные ледяные когти.
Ну и пусть. Теперь ему все равно, что с ним станется.
Сперва он долго, бесконечно долго бежал, вынюхивая след того филина и надеясь услышать хотя бы самое тихое попискиванье своего детеныша. Но так ничего и не услышал. А теперь все его надежды отыскать нужный след уничтожил этот Ясный Жестокий Холод.
Волк поднялся на вершину холма. Сосны так и ревели вокруг; под большим валуном пряталось чье-то небольшое Логово. Даже не остановившись, даже не принюхавшись, нет ли поблизости медведя, Волк нырнул в это Логово и обнаружил там лишь груду старых разгрызенных костей и старый помет.
Он понимал, что Большой Бесхвостый наверняка ищет его, но даже мысль о Бесхвостом не могла поднять ему настроение. Темная Шерсть и волчата погибли. Больше всего на свете Волку хотелось, чтобы они к нему вернулись, но они теперь превратились в Недышащих. А он никак не мог примириться с тем, что это возможно. Что Темной Шерсти и волчат… больше нет.
Волк закрыл глаза. Ему тоже хотелось больше не быть.
* * *
Торака разбудила тишина.
Он совсем замерз — костер почти потух, а шалаш еще сильнее просел, так что крыша почти касалась самого Торака. Собственное дыхание в этой застывшей от холода тишине показалось ему очень громким; каждый выдох инеем оседал у него на лице.
Дверная заслонка намертво примерзла. Торак стал прорубать выход топором и, разумеется, разбудил Ренн; она испуганно села и, прежде чем он успел предупредить ее, стукнулась лбом об осевшую крышу шалаша.
Обхватив себя покрепче руками и лязгая зубами от холода, Торак выполз наружу — навстречу яркому сиянию закованного в ледяной панцирь Леса.