- Перестань. Я права. Мне было неловко. Тем более что она русская.
- Русская! Подумала, что я нацист. Ага. Очень хорошо, - он помолчал. - Но я - не нацист. Или это не имеет значения? Я что, должен это специально доказывать? Всё время изображать кого-то другого, чтобы обо мне не подумали плохо. Русская! Подумала!- передразнил он. - А о тебе она подумала хорошо?
- Причём здесь это?
- Ты что, старалась произвести на неё хорошее впечатление? Тебе это важно? - Анке молчала, закусив нижнюю губу, и он продолжил: - Так у тебя не получилось. О тебе она тоже подумала плохо, можешь не сомневаться!
Теперь он был по-настоящему зол. Он подошёл к Анке Дриттлер совсем близко. Она была небольшого роста, и он наклонился к самому её лицу.
- И вообще, почему ты так... - начал он почти с ненавистью, но не договорил.
Он открыл рот, чтобы сказать „Почему ты так одета?“, но эту фразу не договорил и просто закрыл рот. „Почему ты...“ так и повисло в воздухе.
- Я что? - спросила Анке.
- Нет. Ничего, - он вернулся к столу и сел, закрыв глаза, откинув голову на спинку кресла.
- Ты себя плохо чувствуешь?
- Нет. Да. Да, я себя плохо чувствую, - соврал он.
- Я так и знала. Я видела это целый день. Ты принимаешь таблетки?
- Они закончились.
- Это что, ещё тогда? Две недели назад, когда ты у меня принял последнюю?
- Да. Мне некогда было заехать в аптеку.
- Но у тебя рецепт на весь год. Надо позвонить. Их привезут. Я позвоню сейчас.
- Хорошо.
- Ты - сумасшедший. Разве так можно? Это же гипертония! Нужно думать о своём здоровье. И потом, это ведь так легко корректировать, одна таблетка утром! - она сделала шаг к столу, но он неприязненно отвернулся, и она вышла.
Хайнц сидел с кривой улыбкой. Всё зло и раздражение прошло. Я ей чуть было не сказал это, - думал он. - Так вот оно что. Оказывается, это был стыд.
Хайнц спал с Анке уже три месяца. Он не придавал своей связи слишком большого значения. Но она всё-таки была его женщиной. Анке. Почему бы нет? Она была приятным человеком, хорошим товарищем. Какая разница, как она выглядела. Её волосатые ноги и подмышки никогда его не волновали. До сегодняшнего утра они его совершенно не волновали. Но, очевидно, где-то в глубине сознания всё-таки сидела эта предательская мысль, что успех мужчины определяется женщиной, с которой он спит.
Он продолжал раскручивать моток воспоминаний всего этого утра. Конечно, так оно и было. Он вышел из хранилища и пошел на эту встречу в нормальном настроении. Потом открыл дверь и увидел эту Рыжую. Он не помнил её имени и называл про себя „Рыжая хоть это был совсем другой, очень богатый, какой-то медово-золотистый цвет, особенно на солнце, которое её освещало, когда она сидела в приемной, а он открыл дверь и вошёл.