— Нет… нет, спасибо. — Она узнала эту девушку. Та всегда ей улыбалась и здоровалась. — А вы даже и имя мое помните…
— Госпожа Бергман так долго здесь живет… Мы с вами разговаривали пару раз. Меня зовут Карин Сольберг.
— Долго живу? Как построили дом, так и живу…
Они действительно переехали сюда в 1958 году, когда все было новеньким и светлым. Эльмер не рассказывал, откуда взялись деньги, а она и не спрашивала. Она никогда и ни о чем не спрашивала. Глупо. Надо было интересоваться.
— Госпожа Бергман промокла…
— Вот я и говорю — войти-то можно? Хочу спросить кое о чем…
— Конечно! Давайте руку. Я вам помогу подняться по лестнице.
В кабинете горела настольная лампа. На столе — ворох бумаг. Зазвонил телефон, но девушка была занята — помогала Эстер устроиться на стуле поудобнее. Она могла бы и сама, но… почему бы нет?
Телефон звонил долго, потом замолк, и только тогда девушка сняла трубку.
— Кто-то уже повесил трубку, — удивилась Карин Сольберг и внимательно посмотрела на Эстер.
Чему это она удивляется? Звонков пятнадцать было, не меньше.
— Погода-то как переменилась, — неожиданно сказала Карин.
Эстер Бергман не ответила. Она обдумывала вопрос, и ей было не до погоды.
— Приятно, правда? После такой жары…
— Я хочу спросить, — решилась наконец Эстер. — Там, у нас во дворе… жили девочка с мамой… в квартире с торца. Может, вы знаете, куда они делись?
Девушка смотрела непонимающе. Ей, похоже, хотелось продолжить разговор о погоде. Смотри-ка, раньше только старики говорили о погоде, а теперь, видно, и молодые тоже…
— Маленькая такая девочка… рыженькая.
— Что имеет в виду госпожа Бергман?
— Да вот как раз и имею в виду — давно я ее что-то не видела. Рыженькую. И маму не видела. Потому и спрашиваю.
— А они… знакомые госпожи Бергман?
— Нет… какие знакомые… А что, незнакомых нельзя искать?
— Ну почему… Но вы хотите что-то про них узнать?
— Я же говорю — давно не видела… А вы?
Карин Сольберг встала, подошла к шкафу, достала небольшую папку и положила перед Эстер.
— Здесь список квартир в вашем доме. С триста двадцать шестой по четыреста восемьдесят шестую.
— Да… и…
— Госпожа Бергман говорит о маленькой девочке с рыжими волосами… А ее мать? Как выглядела мать?
— Откуда мне знать, мать или не мать? Вроде мать… Волосы светлые… а больше-то и не скажу. Я с ней и не общалась ни разу.
— Мне кажется, я их помню, — сказала Карин. — Не так много рыжих.
— У нас-то во дворе? Совсем нет. Она одна и была.
— Мать-одиночка с ребенком… — ни к кому не обращаясь, произнесла Карин Сольберг, роясь в бумагах.
— Я видела объявление, — вдруг сообразила Эстер. — Полиция повесила.