Она убрала руку, но окно не закрыла. Мокрый сад пах, как в детстве.
И вдруг ее словно ударило — ей показалось, что там, за окном, мелькнула рыжая головка. Она наклонилась и открыла окно настежь, чтобы лучше видеть. Нет… показалось. Несколько детей играли под навесом, но рыжих среди них не было. Вот так, подумала она. Уже и привидения мерещатся.
Анету Джанали выписали из больницы. В квартире воздух застоялся. Она открыла окно. Ветра почти не было, но на подоконнике взвилось маленькое облачко пыли. Первое, что она сделала, — включила стереосистему. И это был не джаз.
Время еще не позднее, середина дня, но ей казалось, что наступил вечер. Яркое августовское солнце уже не просвечивало насквозь всю квартиру. Это хорошо — и для души, и для головы, решила она и налила себе немного виски из почти полной бутылки, так и стоявшей на столе в кухне. Последний раз она пила виски как раз в тот вечер, когда ей сломали челюсть. Странное чувство… они сидели здесь с Лиз, выпили по глоточку виски и пошли пройтись. А теперь она вернулась и тоже налила себе глоток, словно все это время каким-то образом взяли в скобки. Лучше бы это произошло на службе… Она отхлебнула чуть-чуть и сморщилась, насколько позволяла еще не зажившая челюсть. Алкоголь тут же маленьким костерком побежал по нервам и сосудам. Куда лучше болеутоляющего. Она сделала еще один крошечный глоток. Ник Кейв пел, как он стоит в углу медленно темнеющей комнаты… people they ain’t no good… Но она не вслушивалась в текст, положила ноги на стол и вдыхала запахи своей квартиры. «Я и в самом деле неплохо себя чувствую, — подумала Анета. — Даже хорошо».
Эстер Бергман пила кофе, а размышляла совсем о другом. Молодой человек по радио сказал, что уже восемь часов. Она давно встала и оделась. Из социальной службы сегодня не придут, и слава Богу.
Нынче, как и вчера, шел дождь, и это тоже слава Богу. Дышать легче. У нее, правда, с этим делом нет таких бед, как у других стариков. Дышала она хорошо. Да и дождь не то чтобы сильный, а так, приятный дождичек, ей даже казалось, будто она в такую погоду лучше видит. Все чистое, промытое, как в новых очках, если их протереть кусочком замши.
Перед конторой она задержалась и прочитала вывеску. Так, на всякий случай. И почему-то занервничала. Ну не глупость ли — идти и расспрашивать чужих людей про эту рыженькую… и ее маму. А ей-то какое дело… Не повернуть ли назад?
— Госпоже Бергман не следовало бы стоять здесь на дожде. — Из конторы вышла девушка. — Могу я вам чем-нибудь помочь? Может, вам надо что-то купить?