Ванда была не из пугливых и причиной ее сильной бледности являлся, вероятно, не столько испуг, сколько неожиданная встреча.
— Надеюсь, вы не ушиблись? — спросила она.
— Я — нет, но Норман… — Вольдемар не договорил и быстро соскочил с седла. Лошадь, видимо, повредила себе заднюю ногу. Вольдемар быстро осмотрел ее и снова обратился к молодой графине. — Это пустяки, — произнес он прежним холодным и принужденным тоном, — прошу вас не терять из-за этого своего времени.
Вслед за тем он, поклонившись, отступил в сторону, чтобы пропустить сани.
— Разве вы не сядете на лошадь? — спросила Ванда, видя, что он обернул поводья вокруг руки.
— Нет, Норман сильно хромает; ему больно идти, и он не может нести всадника.
— Но ведь до Вилицы два часа езды, — заметила Ванда, — не можете же вы проделать этот путь пешком, да еще медленным шагом.
— Но мне не остается ничего другого, — спокойно ответил Нордек. — Я должен отвести свою лошадь хотя бы в ближайшую деревню, куда потом могу послать за ней.
— Но уже стемнеет, прежде чем вы достигнете замка.
— Не беда, я знаю дорогу.
Молодая графиня бросила взгляд на дорогу, ведущую в Вилицу и терявшуюся в лесу.
— Не лучше ли было бы, если бы вы воспользовались моими санями? — тихо, не подымая глаз, произнесла она. — Мой кучер мот бы тем временем отвести вашу лошадь в деревню.
Вольдемар с изумлением посмотрел на нее; это предложение крайне поразило его.
— Благодарю вас, но вы, вероятно, едете в Раковиц…
— Крюк через Раковиц не так велик, — поспешно перебила его Ванда, — а оттуда вы сможете один ехать в моих санях.
Эти слова были произнесены с трудом, и в них слышалась большая тревога. Прошло несколько секунд, пока Вольдемар ответил:
— Я думаю, будет лучше, если я поеду прямо в Вилицу.
— Но я прошу вас не делать этого, а ехать со мной.
На этот раз в голосе Ванды так ясно слышался страх, что Вольдемар перестал противиться. Он передал кучеру лошадь, приказав ему как можно осторожнее доставить ее в ближайшую деревню, и вскочил в сани, причем разместился на находящемся позади сиденья месте для кучера и взял вожжи.
Поездка происходила в полном молчании. Вольдемар сосредоточил все свое внимание на лошадях, а Ванда, завернувшись в шубу, даже ни разу не повернула головы.
Было уже начало марта, но зима в этом году, казалось, вовсе не хотела кончаться. Дорога сначала шедшая по полю, снова повернула в лес, где снег был так глубок, что лошади, с трудом передвигая ноги, шли шагом. Темные сосны, стоявшие по бокам дороги, низко склонялись под тяжестью покрывавшего их снега; одна из ветвей задела голову Вольдемара, и облако белых хлопьев посыпалось на его спутницу. Последняя слегка обернулась к нему и проговорила, указывая на деревья: