Он быстро встал, сам натянул сапоги и, подпоясывая рубаху, позвал слугу, который тотчас принес большой кувшин с водой для умывания.
В горницу, где его ждали воевода и посадник, князь вошел широким Шагом, лицо его было спокойно, но глаза все еще светились злым огнем.
Егор Тимофеевич, быстро поднявшийся с лавки, заметил это и подумал, что его бывший воспитанник хоть и стал удельным князем, а так и не научился скрывать своих чувств.
Воевода догадывался о причине, по которой в последние месяцы князь порой бывал замкнут и раздражен, но с расспросами не лез, дожидаясь, когда он сам захочет открыть ему душу. Так было всегда, и воевода не сомневался, что так будет и на этот раз. А пока Егор Тимофеевич шагнул навстречу князю, загородив его от проницательного взгляда посадника, поздоровался, отвесив поклон.
Князь жестом пригласил воеводу и посадника занять места у стола и сел на кресло с высокой спинкой, обитое малиновым бархатом. Он окинул мельком яства, которые были поданы на утреннюю трапезу, и, словно отрок, обрадовался, увидев перед собой любимую чашу, с теплотой глянул на своего слугу. Макар в последнее время что было сил старался угодить хозяину. Накануне, обустраивая новое княжеское жилье в соответствии с привычками Михаила Ярославича, он, разбирая скарб, привезенный из Владимира, первым делом отыскал эту серебряную с позолотой чашу — подарок матери князя.
За трапезой, едва пригубив сыты[19], Михаил Ярославич начал разговор, ради которого пригласил посадника.
— Позвал я тебя, Василий Алексич, для большого разговора. За встречу премного благодарен. Не скрою — порадовал.. А теперь без суеты хочу с тобой говорить, — глядя на посадника, сказал он доброжелательно. — Знаю, что отец мой, великий князь Ярослав Всеволодович, тебя сюда поставил и службой твоей, как сказывали, был доволен. По воле отца, в Орде погубленного, братом его Святославом дана мне в удел Москва. Намерен я здесь продолжать дело, начатое отцом во благо всей Руси. Правда, не Русь и не Великое княжество Владимирское мне подвластны, а удел небольшой, но грядущее лишь Богу известно… — Замолчал князь на мгновение и затем уверенно продолжил: — Может, достигнет сей город силы и славы. Немало есть тому примеров, как малые города возвышались, а старые да богатые власть свою теряли.
Воевода и посадник согласно кивнули, услышав эти слова, оба они могли назвать имена таких городов.
Первому вспомнился Киев: «Раньше над всей Русью стоял, всеми повелевал, а теперь хоть из праха и восстал, но, по всему видать, — силы прежней ему уж никогда не достичь».