Разин спешил со взятием Симбирска из опасения оказаться между молотом — полками Барятинского и Долгорукого — и наковальней — Милославским. 10 сентября восставшие приступили к крепости, но их «из города повыбили». Три дня потребовалось, чтобы привести отряды в чувство и решиться на новый приступ. На этот раз Разин атаковал ночью, с намерением зажечь кремль. Снова неудача. Многолюдство позволило атаману прибегнуть к другому, крайне трудоемкому способу осады: был насыпан вал вровень со стенами. С вала стали «метать» дрова, стараясь зажечь деревянные постройки кремля. Милославский, спасаясь от огня, развешивал на стенах полотнища, которые защитники поливали водой.
Наконец на помощь осажденным двинулся Барятинский. 1 октября князь встал на берегу реки Свияги, в двух верстах от города. Против Барятинского выступил сам Разин с казаками. Бой длился с небольшими перерывами несколько дней и отличался редким упорством: «Люди в людях мешались и стрельба ружейная и пушечная были в притин (упор. — И.А.)».
Царским воеводам удалось соединиться, но и тогда исход сражения оставался неопределенным. Правительственным войскам помогла хитрость. В ночь с 3 на 4 октября Барятинский направил к Свияге один из своих полков и велел давать им сигналы — «окрики». Дважды раненный в предыдущих боях Разин не сумел разобраться в обстановке и решил, что со стороны Казани подходят свежие царские рати. Было бы несправедливо все списывать на ошибку атамана и его окружения. Пришла усталость, пошатнулась вера, иссякло воодушевление. Казачья вольница способна была на порыв, сверхъестественное напряжение. Но долгая и напряженная работа, осада без видимой надежды на успех оказались ей не по нутру.
Военная хитрость удалась. Казаки страшно испугались за струги, поставленные на прикол. Лишиться их — значило утратить быстроту передвижения, способность наносить сокрушительные удары и уходить от ответных. Разинцы вместе со своим атаманом бросились к берегу. Оставшейся «пешей рати» было объявлено, что казаки на судах подымутся вверх по реке и обрушатся на неприятельские подкрепления с тыла. Была ли то заведомая ложь или Степан Разин в самом деле намеревался это сделать, неизвестно. Но струги двинулись совсем в другую сторону. Сражение за Симбирск было проиграно. Лишенная лучшей своей части армия восставших уже не могла противостоять Милославскому и Барятинскому. Последовал разгром и кровавые расправы торжествующих победителей, которые с лихвой квитались за пережитые страхи.
Велик соблазн обвинить Разина в слабодушии и даже предательстве. Но делать так — значит сильно упрощать прошлое, примерять нынешние ценности к тому времени, когда существовали иные представления о чести и бесчестии. Разин оставался в первую очередь казацким атаманом, с природной казацкой психологией. Судьба сделала его вождем огромного народного движения. Осознать эту перемену было трудно. Еще труднее перемениться внутренне. Чернь, даже показаченная, но не «выварившаяся» в огромном котле Войска Донского, в глазах казаков оставалась казачеством неполноценным и сомнительным. И если они не сбились в крепкие ватаги, не обзавелись стругами и не оторвались от насиженных мест — кто в том виноват? Казаки испокон веку поступали так, как поступили в октябре 1670 года: противник одолевал, и они, спасая жизнь и добро, стремительно и быстро уходили, чтобы при случае вернуться и отплатить.