Поддев ложкой остывшую горку рассыпчатого пшена, он стал есть, стараясь внешне не показывать своего волнения. Но рука дрожала, и сидевший рядом Егор заметил это.
Маша водворила порядок: собрание расшумелось, как море в штормовую погоду. Шмякин растерянно ощупывал глазами сидящих, ища сочувствия и поддержки. Юрий Дерябин, повздоривший недавно с Гришкой, со злорадным любопытством следил за попавшим в беду бывшим своим дружком.
— Когда человеку бросают обвинения, их доказывают, — со своей обычной ухмылочкой сказал Дерябин.
Федос недружелюбно посмотрел на нэпманского сынка в рабочей робе и сердито бросил:
— Я все доказал, что есть. А теперь ты докажи, коли сможешь.
— Нельзя же, товарищи, придираться к человеку за его происхождение, — говорил с серьезным видом Юрий, но глаза его смеялись. — Тем более что всем известно: товарищ Шмякин порвал со своей проклятой средой раз и навсегда. У него, если хотите, даже документ есть. Покажи им, Гриша, газетку.
Шмякин зло посмотрел на Юрия: он понял, что Дерябин издевается.
— А ты не в бумажку — в душу загляни! — окончательно выйдя из себя, крикнул на всю столовую Федос.
Маша Степкина с трудом вела собрание: люди говорили с мест, одни поддерживали Федоса, другие требовали ставить вопрос на голосование. И тогда попросил слова Егор.
— Тут дело не простое, товарищи, как я вижу, — начал он. — Товарищ Лобода — человек серьезный и зря словами швыряться не станет. И если он имеет возражения, надо к ним прислушаться. Но, — тут Егор обратился к Федосу, — вы должны объяснить собранию, почему не доверяете товарищу Шмякину. Когда собрание просит, надо его уважать, товарищ Лобода.
Федос покраснел от неловкости. Лободе не приходилось никогда выступать на собраниях, он обычно сидел на них молчаливым слушателем и не очень был знаком с их правилами и порядками.
— Ну, раз собрание просит — скажу, — снова поднялся Федос, по забывчивости держа в руках ложку и пристукивая ею по столу. — Я, товарищи, много лет у Гришкиного батьки пробатрачил. А мой отец — у Гришкиного деда. Так что ихнюю семью знаю доподлинно. Гришкин батька сожег свою хату и ушел за кордон. Да… И, кроме этого, ранил председателя коммуны, убить хотел, выходит…
— Сын не в ответе! — крикнул кто-то.
— А я и не говорю, что в ответе, — спокойно продолжал Федос. — Слова против не сказал бы, будь у Гришки батька хоть сам сатана. А только Шмякин-то не таков, каким он на людях ходит. У него две души. Одна — с профсоюзом дружит, а другая с кулацкой жизнью. И я тому свидетель. А больше ничего сказать не могу. Всё.