Юрий понял все, увидев заплаканное лицо матери.
В дверь постучались. В комнату вошел Шмякин. Он не видел Юрия, сидевшего в дальнем углу отцовского кабинета.
— Я к Павлу Васильевичу.
— Сбежал твой Павел Васильевич, — не без злорадства выкрикнул Юрий. — Ищи его в Харбине.
И он подошел к Гришке.
— Зачем пришел? Олифу принес? Или что-нибудь другое?
Гришка испуганно смотрел на бледное, злое лицо Юрия и всем сердцем ощущал приближение беды.
— Катись отсюда, паразит! — замахнулся на Гришку Юрий.
— Давай не будем шуметь, — нагло глядя Юрию в глаза, сказал Шмякин. И с силой хлопнул дверью.
Юрий решительно зашагал по коридору. Остановившись у двери калитаевской квартиры, громко и требовательно постучал.
— Меня сегодня оскорбили, — срывающимся на крик голосом сказал он Егору. — Говорят, что буржуйский сынок поджег «Тайгу». Сначала разберитесь, а уж тогда…
Голос его осекся. На глаза набежали неожиданные едкие слезы.
— Да, я буржуйский сынок, — открыто смотрел в глаза Егору Юрий. — Но я не хочу больше ходить с этим клеймом. Поэтому и пришел на завод. А мне не верят.
— Разнюнился, как кисейная барышня, — рассердился Егор. — Кто тебе не верит? Я, например, верю. А если чего-то говорят люди, то на чужой роток не навесишь замок, брат.
Юрий опустил глаза.
— Спасибо, — сказал он и отвернулся. Он хотел уйти, но почему-то никак не мог сделать первого шага.
Егор положил руку на плечо Юрия.
— Давай, брат, иди. Пойдешь с нами — не прогоним.
Обласканный грубоватыми словами Егора, Юрий зашагал к выходу.
Дерябин и Шао шли к Семеновскому Ковшу. Внизу, в черной непроглядности, едва угадывались тесно сгрудившиеся шаланды. Пахло гниющей рыбой, морскими водорослями, прокисшим деревом. Красноватые тусклые огоньки фонарей неспокойно мигали сквозь дождь печальным, умирающим светом.
У Дерябина кружилась голова от резких, неприятных запахов рыболовных шаланд. Когда-то на такой джонке приехал сюда купец Семенов, давший возможность применить свои приобретательские таланты отцу Павла Васильевича — Василию Дерябину.
— Моя списка есть — китайска ударника, член профсоюза, — хвастался Шао, взбираясь по осклизлым сходням на шаланду. — Его возвращайся Китай — там Чан Кай-ши всем голова руби.
«Ты бы свою голову поберег», — подумал про себя Дерябин, но возражать Шао не стал: боялся испортить с ним отношения. Теперь собственная судьба Дерябина зависела от предприимчивости и находчивости Шао.
Шаланда выгребла из ковша в штормовой залив, подняла невидимые в ночи темные паруса и, круто завалившись на бок, пришлепывая тупым плоскодонным носом о встречную волну, устремилась в непроглядь и неизвестность.