Из «творцов большой политики» осталось всего лишь двое: Харитон и Рядовский, который не предполагал, что все произойдет не так, как было записано в тщательно разработанном в Харбине плане.
Шмякин угрюмо озирал своего шефа, с неудовольствием наблюдал, как тот ощупывает разболевшуюся ногу. Невеселые мысли одолевали Харитона: куда теперь податься с этим подранком? Много сделаешь, если будешь связан с такой обузой, как раненый Рядовский?
Шмякин, поразмыслив, поднялся с валежины, подтянул голенища ичигов, забросил на плечо вещевой мешок. Рядовский настороженно наблюдал за ним.
— Ну, я пошел, — сказал Харитон, нарочито позевывая.
— То есть, как это? Куда? — растерянно спросил Рядовский, догадываясь о замысле Шмякина.
— Да уж как видите, — твердо и решительно отрубил Харитон. — Не таскать же мне по этому бурелому вашу милость на своем горбу.
— Мерзавец!.. За это — расстрел! — всхлипывая кричал потерявший самообладание Рядовский.
Он с трудом привстал, расстегивая кобуру пистолета.
— А вот это вы зря, — спокойно предупредил Харитон. — Стрелять и не думайте: услышат моментом.
Рядовский плюхнулся обратно на колодину, тупо глядя в разбухшую от дождя землю, устланную мертвыми листьями.
Шмякин пошел своей дорогой. И когда его сутулая спина стала скрываться за темными стволами деревьев, Рядовский умоляюще закричал вдогонку:
— Помоги-и-и! Голубчи-и-ик!..
Но Шмякин даже не оглянулся.
На третий день пути Харитон вышел на большую горелую поляну. Никлый вейник и пожухлые, придавленные дождем будылья полыни затрудняли ходьбу.
Место было знакомое. Неподалеку пролегала старая потайная тропка контрабандистов… На ней Аверьян и Харитон Шмякины не раз охотились на спиртоносов, женшеньщиков и пантовщиков. Вернутся ли когда-нибудь эти золотые денечки?
В Харбине твердо обещали: вернутся. Надо только торопить, подхлестывать время. И Харитон шел сюда, чтобы ускорить ход событий. Он верил, что сумеет прожить на этой земле невидимо до той поры, когда из-за кордона хлынут полки иноземных солдат, чтобы восстановить его, шмякинские, права. А до тех пор Харитон будет делать все, что в его силах.
Он отыскал глазами пенек, присел, перемотал портянки, закурил. Отсюда было недалеко до бакарасевских раздольных земель.
На краю поляны стояло дерево, сохранившее в ветвях несколько золотых осенних листьев. Харитон улыбнулся: «Ишь ты, до чего жадное. Не желает расставаться с золотишком».
И стал подсчитывать, какой нынче день. Оказалось, что канун седьмого ноября. «Устрою ж я тебе, Якимка, октябрьскую люминацию, — злорадно подумал Шмякин. — Сначала на конюшню пущу красного петушка, после — на коровник…»