— Я не сомневаюсь, что у тебя большой опыт, только избавь меня от подробностей.
Паркер взял ее за подбородок, не давая отвернуться.
— Девон, по сравнению с тобой даже новорожденный котенок, и тот опытен, но я намерен это исправить.
— А я не хочу ничего менять.
— Вот как? Ты что, собираешься делать вид, будто мы никогда не занимались любовью? Притвориться, что не получила от этого такое же удовольствие, как и я? — Он неодобрительно покачал головой. — Слишком много притворства для одной женщины. Девон, избавься от своей давней привычки, попробуй жить одним днем...
— Это очень опасная философия.
Однако невероятно заманчивая, но об этом Девон умолчала.
— Ты страстная, чувственная женщина. Девон знала, что это неправда, но Паркер умел говорить очень убедительно, а то, что его рука при этом ласкала ее грудь, придавало его словам еще больше веса. Сомнения стали таять. Не сдержав любопытства, Девон прошептала:
— Паркер, это было так очевидно?
Палец Паркера нашел ее сосок, и она застонала.
— Мне было ясно, что ты создана, чтобы делать это со мной, — хрипло ответил он. — Как только я раньше этого не понимал? Черт его знает.
— Что «это»? — не поняла Девон.
— А вот что.
Он взял ее руку, положил на «молнию» своих брюк, и Девон сразу поняла, о чем речь.
— На тебе слишком много одежды.
— Ты могла бы что-нибудь предпринять по этому поводу. Хочешь? — Он отвел с ее щеки прядь волос.
— Так хочу, что сил нет, — скороговоркой ответила Девон.
Ответ Паркера был таким, о каком она могла только мечтать. Он глубоко вдохнул аромат ее тела, смешанный со слабым запахом духов.
— Ты можешь делать все, что захочешь.
Он стал осыпать поцелуями ее лицо, шею, вскоре на ее коже не осталось ни дюйма, которого Паркер не коснулся бы своими губами. Девон хотела только одного: любить этого мужчину, человека, которого она знала почти всю жизнь, но по-настоящему открыла лишь сегодня. Может, она изменилась? Или он? Впрочем, это было не так уж важно, главное — и в этом Девон была уверена как никогда — ничего хорошего из их новых отношений не выйдет.
Паркер и его дед сидели друг против друга в противоположных концах длинного обеденного стола, за которым свободно могли разместиться двадцать человек.
— Ты ешь здесь, даже когда остаешься один? — спросил Паркер, вертя в руке пустой хрустальный бокал.
Джеймс Холлинз посмотрел на внука с плохо скрытым неодобрением.
— Кто-то, знаешь ли, должен поддерживать традиции. Или ты предлагаешь мне обедать в кресле перед телевизором?
Скандальное предположение! Губы Паркера дрогнули, но он сдержал улыбку. Лицо деда во время обеда становилось все краснее — вероятно, от выпитого вина. Паркер от спиртного отказался, зато дед пил за двоих. Это навело Паркера на размышления о здоровье старика. Вероятно, у деда опять подскочило давление, но спросить об этом напрямик означало бы вызвать его недовольство. Самое смешное, что Паркеру действительно было небезразлично здоровье деда.