Пару дней спустя, когда они ели лапшу в каком-то дешевом кафе, профессор и Май взглянули друг на друга и расхохотались: наверняка, со стороны они выглядят очень странно — седовласый профессор из далекой страны и молодая вдова. Когда они перестали смеяться и снова взглянули друг на друга, то оба почувствовали себя подростками, которые смущены и взволнованы своим первым, робким и неумелым, поцелуем. Никто из них не знал, что сказать и как вести себя дальше.
Родственники профессора ожидали увидеть юную красавицу — холодную, властную и неприступную, но были приятно удивлены, встретив дружелюбную молодую женщину, которая выглядела вполне обычно, одевалась неброско и носила короткую, почти мужскую стрижку. Особенно их поразило, с какой быстротой и легкостью она освоила язык, вскоре она уже довольно свободно говорила по-итальянски. Ее четырехлетняя дочка была спокойным и милым ребенком. Родственники по-прежнему в недоумении пожимали плечами: и о чем он только думает — жениться, в его-то возрасте, да еще первый раз в жизни! Однако, посплетничав и не найдя ничего такого, что могло бы стать достойным поводом для нелюбви к его жене и падчерице, родственники перестали волноваться за профессора. «В конце концов, это не наше дело, — говорили они друг другу по телефону. — Мы просто должны оставить его в покое».
Профессор продолжал заниматься своими исследованиями, писать научные статьи и читать лекции студентам, предоставив жене полную свободу: она готовила, ходила по магазинам, играла с дочерью, изучала итальянский и читала книги из обширной библиотеки профессора, занимавшей все стены его кабинета. По выходным они все вместе гуляли по городу, ходили в музеи, устраивали пикники в парке или садились в машину и ехали на побережье загорать и купаться в море. Профессор всей душой полюбил малышку Мэй. Ему нравилось смотреть, как ребенок играет, сидя на ковре в гостиной, перед сном он с удовольствием читал девочке сказки, но, оказываясь в ситуации, когда нужно было просто поговорить с ребенком, профессор терялся. Он понятия не имел, как надо общаться с детьми, и не знал, о чем они любят говорить. Если девочка начинала рассказывать профессору о каких-то вещах, которые казались ему само собой разумеющимися, он приходил в замешательство. Пожилой человек не мог понять, почему она считает необходимым сообщать ему, что строит башню из кубиков или что сегодня мама одела ее в красную футболку, если он и сам прекрасно видит, чем она занимается и во что одета. Повседневные заботы о Мэй полностью лежали на его жене. Это она мыла, причесывала и кормила девочку, вытирала перепачканное кашей личико ребенка. Профессор не мог смотреть, как Мэй ест. Желтоватые подтеки супа на подбородке и вокруг рта девочки казались ему похожими на рвоту, он сразу терял аппетит и не мог проглотить ни куска. Профессор утыкался в свою тарелку или прикрывался газетой, лишь бы не видеть сидящего напротив ребенка. Если Мэй начинала капризничать, профессор тут же поднимался и выходил из комнаты, предоставляя жене возможность воспитывать дочку по собственному усмотрению. В присутствии девочки они с мужем говорили только по-итальянски, лишь вечером, когда Мэй уже спала, переходили на китайский язык. Они вместе работали над статьями для различных научных журналов, одна из которых была посвящена теме политических аллюзий в поэзии Као Као, Као Пэй и Као Цзи. Два раза в неделю Май посещала курсы итальянского языка. В ее отсутствие за девочкой присматривала Мария — одинокая пожилая женщина, жившая в доме напротив. Ее собственные дети давно выросли, и она с удовольствием приходила посидеть с малышкой. Встречая профессора, Мария с неизменным восторгом говорила о том, какой ангел его падчерица — хорошо воспитанный, милый и ласковый ребенок.