– Почему ты вздыхаешь? Нравится музыка?
– Еще бы. Расскажи о себе, – неожиданно попросила я его. – Пожалуйста.
– Зачем? – нахмурился Андрис. – И что ты хочешь обо мне узнать?
– Не знаю, – честно сказала я, отодвигая тарелку.
– Любопытничаешь? Все вы, женщины, любопытные. Расскажи вам и покажи!
– Это не праздный интерес.
– А что?
Я закусила губу. Ну как объяснить ему: мне интересно все, что касается его! Детство, школьные годы, юность. Как он рос, как разбивал коленки, как учился и какие предметы были его любимыми, кем были родители и кто был его первой любовью? Был ли он когда-нибудь женат?
– Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей?
– Чуть-чуть. Так, самую малость.
Я набралась смелости и посмотрела ему в глаза. В них плясали насмешливые огоньки.
– Я не шучу, – сказала я.
– Я тоже. Есть такая теория, что абсолютно нормальные люди – педанты и зануды, и от них нужно как можно быстрее делать ноги. А вот легкая чертовщинка или сумасшедшинка – это в самый раз. Не соскучишься с такими.
Я рассмеялась:
– Ну, если ты об этом!
– А о чем же еще? Я – угрюмый и нелюдимый тип, который с трудом сходится с людьми.
– Не похоже.
– А что ты об этом знаешь?
– Пытаюсь узнать. Но ты держишь оборону.
– Потому что, когда тебя предают, это очень больно. И неприятно.
– Тебя предавали? Женщина? – Вопросы сами собой слетели с моих губ, и я испугалась собственной смелости.
– Предавали, – спокойно ответил Андрис. – В том числе и женщины. Поэтому поделиться я ничем не могу. Извини.
– Ты… боишься?
Он пожал плечами:
– Понимай как хочешь. А больше я тебе ничего не скажу.
Мне стало обидно, и я отвернулась.
– Ну ладно, – с легким раздражением сказал Андрис. – В детстве я больше всего любил географию и историю. Терпеть не мог математику и химию. Мою первую учительницу звали Мирдза Донатовна. Мы тогда жили в Риге. А потом переехали в Питер. Это была строгая дама, с аккуратными кудряшками и вечно поджатыми губами. Она была из немцев, аккуратистка и очень педантична. Я ее очень боялся. А моя мама говорила: нужно воспитывать храбрость! Еще я боялся обледеневших зимних дорожек. Они внушали мне страх. И в шесть лет я нарочно прошел по замерзшей лестнице, умирая от страха. И очень гордился собой. Достаточно?
– А твои родители живы?
Лицо Андриса замкнулось.
– Нет, они умерли. Отец – от инфаркта. Мать пережила его всего на год. Они очень любили друг друга. Такая… лебединая любовь. Один не может без другого жить. Чахнет и умирает. Вот такая история…
– Мои родители тоже умерли, – тихо сказала я. – Погибли в автокатастрофе. Возвращались с дачи своих друзей, отец потерял управление – внезапно, и машина врезалась в дерево. Насмерть… Когда я приехала туда, то увидела гроздья рябины, рассыпанные на белом снегу. Как кровь. С тех пор я не могу видеть рябину. Спазмы подступают к горлу…