Иные авторы, как, например, почтеннейший Аббелиар Кносский, уверяют, что твердые панцири сих муравьев содержат особый яд, каковой, не убивая, заставляет нас грезить наяву и зреть несуществующее. Сие есть лишь смеха достойное заблуждение учёнаго мужа, никогда не набравшегося смелости выйти за пределы библиотеки и взглянуть в глаза мира, свирепого и ужасного. Следуй моим советам, и ты узришь истину.
Итак, не ешь ничего, кроме лишь чёрных слепых муравьев, и пребывай в покое. Не зажигай огня. Беймарнская пуща тепла даже зимой, ты узришь дымы, поднимающиеся кое-где над глубокими трещинами в земле, возле коих ничто не растет, а сама почва спеклась, сделавшись тверже камня. Но пока не приближайся к ним, жди, чтобы иные, бесплотные, сами явились бы к тебе.
Жди ночь, и две, и три. Голод и жажду утоляй муравьями, но помни, что, если ты вконец разоришь их жилище, тебе самому станет нечего есть. Посему будь осторожен. В Беймарнской пуще сытые не выживают».
Тьфу! Ну и гадость. Каких-то ещё чёрных муравьёв жрать, да ещё и слепых! Смеётся это всё сочинивший над нами, что ли?! Я-то ждал, что будут тут тайны великие и заклинания могущественные, а мне эвон, муравьями закусить предлагают!.. Что за ерунда? Зачем, для чего? Где сокрытые от непосвящённых секреты, где магические ключи? Где таинственные города, забытые гробницы, книги великих чар?
Ешь муравьёв, ага. Хорошо ещё, что не комаров.
Матфей отложил книгу, утёр пот, перевёл дыхание. Как-то это всё… сложно. Нет бы просто — сказал волшебные слова, явился перед тобой демон и исполнил три желания. Ну, первое, конечно, — это богатым стать, чтобы до конца дней хватило и работали б на тебя другие чтоб. Второе — жить долго-долго, пока самому не надоест, и умереть только по собственному желанию и от собственной руки. Третье… Тут можно и побаловаться: пусть любая девчонка, стоит мне только захотеть, моей станет.
Щёки у молодого клирика порозовели, а глаза подёрнулись мечтательной поволокой.
Но тут в дверь застучали, загомонили на улице голоса, и монашку пришлось волей-неволей идти открывать дверь.
Ключ от заветного сундука он, разумеется, положил на место, но сам замок казался запертым только на первый взгляд. Всё равно отец Мерафе в них никогда не заглядывает, Матфей сам и запоры смазывает, и пыль с сундуков сметает…
— Отпираю, отпираю! Кому там не терпится? Кто голосит, порядок нарушая? — Матфей старался придать голосу глубину и значительность.
Ввалилась гурьба молодых писцов, послушников, едва закончивших учение и определённых отцом настоятелем для копирования древних свитков. Шум и гомон стихли, на Исидорти поглядывали не то чтобы с уважением, однако он всё-таки был старшим над книгохранилищем — в отсутствие отца Мерафе.