Одна из них обрела голос, резкий и четкий:
— Не двигаться, дерьмо, иначе это будет последнее, что ты делал в своей жизни.
Кто-то грубо перевернул его на кровати лицом вниз и решительно заломил руки за спину. Он услышал металлический щелчок наручников, и с этого момента его тело и его жизнь больше не принадлежали ему.
— Ты уже сидел в исправительной колонии. Знаешь все эти дела про твои права?
— Да.
Он еле выдохнул это короткое слово.
— Тогда считай, что тебе их прочли.
Голос обратился к другой тени в комнате, приказав:
— Уилл, глянь-ка вокруг.
Лицо вдавлено в подушку, он слышит только, как идет обыск. Выдвигаются ящики, что-то падает, летит одежда. Руки, рывшиеся в его скудных пожитках, может, и были умелыми, но уж точно не церемонились.
Наконец какой-то другой голос радостно произнес:
— Эй, шеф, а это у нас что?
Он услышал приближающиеся шаги, и давление на спину ослабло. Потом две пары грубых рук встряхнули его и усадили на кровати. В ярком свете фонаря он увидел перед собой прозрачный пластиковый мешочек с травой.
— Балуемся, значит, травкой иногда? Наверное, еще и продаешь это дерьмо. А знаешь, парень, ты крепко влип!
Тут в комнате зажегся свет, и фонарь остался ненужным дополнением.
Перед ним стоял сам шериф Дуэйн Уэстлейк. За его спиной, сухопарый, тощий, с жалкой бородкой на рябых щеках, злобно и насмешливо улыбался Уилл Фэрленд, один из его помощников.
Презирая себя, он торопливо пробормотал:
— Это не мое.
Шериф удивленно поднял бровь:
— Ах, не твое. Тогда чье же? Или тут какое-то волшебное место? И сама добрая фея приносит тебе марихуану в колыбельку?
Он приподнял голову и так посмотрел на них, что они поняли вызов.
— Это вы подложили, сволочи!
Удар он получил мгновенно, и весьма мощный. У грузного шерифа рука оказалась тяжелой, а реакция — неожиданно быстрой.
Он почувствовал во рту сладковатый привкус крови. Его охватил бешеный гнев, и он невольно рванулся вперед, стремясь ударить головой в живот стоящего перед ним человека. Возможно, шериф ожидал этого, а может, обладал необычным для своего сложения проворством.
Он рухнул на пол, снедаемый досадой и яростью.
И снова прозвучала издевка:
— У нашего молодого друга горячая кровь, Уилл. Он хочет быть героем. Может, ему требуется успокоительное?
Не особо церемонясь, его рывком поставили на ноги. И пока Фэрленд держал его, шериф так двинул ему кулаком в солнечное сплетение, что от кислорода в его легких не осталось и следа. Он рухнул на кровать как подкошенный и подумал, что уже никогда больше не глотнет воздуха.
Шериф обратился к своему помощнику тоном, каким спрашивают у ребенка, сделал ли он уроки: