— Ты уверена?
Вивьен резко вскочила, словно подброшенная пружиной:
— Совершенно.
Она прошлась взад и вперед по комнате, спешно обдумывая услышанное. Потом остановилась и спросила:
— Он не сказал, вернется ли?
— Не помню. Но, думаю, придет.
Тысячи мыслей теснились в голове Вивьен, тысячи картин сами собой всплывали в сознании.
Наконец она поняла, что сделает.
— Майкл, если станет известно, что ты нарушил тайну исповеди, чем это кончится для тебя?
Священник поднялся, на лице его отразилось смятение человека, который чувствует, что душа его низвергается в пропасть.
— Отлучение от церкви. Запрет на профессию. Навсегда.
— Этого не будет. Потому что никто не узнает об этом.
Вивьен принялась излагать ему, что намерена делать, а сама тем временем думала о человеке, находившемся с ней в этой белой комнате, о благополучии «Радости» и о том, что делалось каждый день в этом доме для таких детей, как Санденс.
— Я не могу поставить жучок в исповедальне. Пришлось бы объяснить слишком многое. Но есть одна вещь, которую ты мог бы сделать.
— Что же?
— Если этот человек вернется, позвони мне на мобильник и не выключай, чтобы я слышала ваш разговор. Тогда я буду знать, где он находится, и смогу руководить операцией по его захвату, когда он выйдет из церкви.
Майкл Маккин, священник, утративший всякую веру, увидел, как на горизонте затеплилась надежда.
— Но этот человек, когда возьмете его, потом все раскроет.
— А кто ему поверит, тем более если мы с тобой будем все отрицать? У меня есть свидетельница, которая видела его в зеленой куртке, и я смогу приписать всю заслугу ей. Ты останешься чистым.
Преподобный промолчал, обдумывая предложение, как будто Вивьен, стоя перед ним, протягивала ему яблоко.
— Не знаю, Вивьен. Я уже ничего не знаю.
Она положила руки ему на предплечья и крепко сжала:
— Майкл, не я же должна читать тебе нравоучения. За всю жизнь я редко бывала в церкви. Но в одном уверена. Ты спасешь от смерти множество людей, и тот Христос, который умер на кресте ради спасения мира, не сможет не простить тебя.
Ответ прозвучал после короткого молчания, длившегося вечность, в которую священник призывал верить:
— Хорошо. Я сделаю это.
Вивьен испытала благодарность и облегчение и с трудом удержалась, чтобы не обнять Маккина, который еще никогда не был так близок к людям, как в этот момент, когда полагал, будто его душа отдалилась от Бога.
— Давай теперь пойдем в сад. Мне ужасно хочется повидать племянницу.
— Сейчас ребята будут обедать. Хочешь побыть с ними?
Только тут Вивьен поняла, что голодна. Оптимизм расслабил желудок.