Москва и военная прокуратура Туркестанского округа постоянно дергали нас, требуя решительных мер в борьбе с наркотическим трафиком, которые бы дали реальный результат. Мы делали все, что могли, но особо в этом деле не преуспели, поскольку у подавляющего большинства местных жителей производство опия-сырца — основное занятие, дающее… нет, даже не богатство, а возможность хоть как-то выживать в суровом и безденежном климате дикого, почти первобытного высокогорья. Никак не удавалось опереться на широкую народную поддержку. Пуштуны и таджики, озабоченные проблемой, как снискать себе хлеб насущный, не шли ни на какие контакты, когда речь заходила о раскрытии тайн их традиционного, на протяжении многих веков, промысла.
Про себя я, Половников и еще несколько человек, с которых вышестоящее руководство периодически обещало спустить шкуру, если мы своими следственными действиями не поставим надежный заслон наркотикам, относились к такого рода распоряжениям и угрозам, деля все минимум на сорок. В конце концов, мы — не боги всемогущие. Можно было, конечно, объявить производителям и поставщикам дури тотальную войну и всех их изничтожить на корню, но тогда в Афганистан пришлось бы вводить все вооруженные силы страны, поскольку сопротивление покушению на главный здешний жизненный устой тоже бы приняло всеобщий характер. А другого выхода не было, и это прекрасно понимали там, на самом верху.
Однако теперь полковник Половников всем своим видом показывал, что произошло нечто экстраординарное и поблажек больше не будет. Он заговорил не сразу, тягостное молчание длилось еще минут пять, прежде чем он начал свою страстную, эмоциональную и от этого несколько сбивчивую речь.
— Представь себе, Звягинцев, некий генеральский сынок в Москве обкололся на студенческой вечеринке какой-то дрянью и ласты завернул. А папаша у него не просто какой-нибудь отстойный генералишка, а цельный генерал-полковник… Хрен свинопузый! Паркетный шаркальщик!
Казалось, что полковник сейчас задохнется от переполняющих его чувств.
— Мы здесь кровь проливаем, генофонд нации кладем штабелями, а они там жируют, ублюдков растят себе и нам на смену! — Половников перевел дыхание и взялся за сердце. — Словом, потянули ниточку, долго тянули, месяца полтора, человек двадцать привлекли всякой мелюзги, и они теперь будут на нарах париться до конца дней своих, а она, эта ниточка, возьми да и приведи к нам. Короче, Москва мечет громы и молнии и устанавливает нам конкретный срок, чтобы мы, значит, оградили их великоразумных чад из МГИМО и Института стран Азии и Африки от этой пагубной напасти.