Аким постанывая, и жалуясь на болячки, отправился на покой. Марьяше, поддерживая ногу в лубке, помогли добраться до спальни. Туда же убежал и Ольбег, встревоженно напоследок заглянув мне в глаза. Народ расползался по конурам, не допив и не доев. Поломал людям праздник.
Хватит печалиться. Уныние -- смертный грех. И по здешним понятиям, и в моем времени. Дело надо делать. Какое? А как в типовом дюдике-видике: найти настоящего "стукачка" - "паучка". Взамен несправедливо оклеветанного молвой и общенародным мнением Потана. А как его выявить? Я что, детектив с трубкой? Или умудрённый уседенённый контрразведчик с большими звёздами? Я вообще все эти... службы -- не переношу. До блевания. Мне же самому это же и изображать? Да пошли они все...
Альтернатива вырисовалась объёмной движущейся картинкой.
Ночь, Рябиновка горит. В отсветах пожара по двору мечутся бабы, дети, мужики. Дико ржут лошади в пылающей конюшне. Рушится, проваливается внутрь горящая крыша на амбаре, широко разбрасывая облака разноцветных, от белого до багрового, искр. По краям двора в темноте шевелятся серые пятна "пауков". Они вскидывают свои дровеняки и опускают на головы пробегающих, пытающихся спастись людей. Аким стоит на боярском крыльце в одной нижней рубахе, топает босыми тощими ногами, держится одной рукой за бок, другой призывая людей к себе. Ему втыкают вилы в живот. Медленно поднимают и переваливают в сторону в свете пляшущих языков пламени.
-- Ладно. И мы пойдём. Спать пора. Парни -- вы мне нужны. Потан, пойдём-ка со мной, потолкуем перед сном.
Любава дёрнулась.
-- Как же так? Ты мне не веришь? Батяня хороший...
У ребёнка уже и глаза на мокром месте. "Батяня -- хороший". Ты вспомни, что сегодня утром кричала во дворе, когда он тебя за ухо домой волок. Я и половины таких слов не знаю. Потан идет... как на казнь.
-- В поруб?
-- Нет. Ко мне. Поговорить надо. Любава, с матерью -- домой. Сразу.
Только вошли в свои сени -- погнал команды командовать. Чарджи с Ноготком -- во внутренний двор, в кусты, в засаду напротив нашей избы. Ивашку в одни сени, Николая в другие. В избе оконца и с фасада, и с тыльной стороны. Но со стороны фасада -- двор усадебный, народу много ходит даже и ночью. Если кто будет подслушивать -- придёт от кустов. Люди по местам разошлись, Потан столбом стоит. Мда... бардак у меня. До сих пор всякое барахло неприбранное лежит. Вон парные мечи мои с "людоловского" хутора привезённые. Только и сумел, что развернуть свёрток. Ни почистить, ни ржавчину свести, ни на рукояти оплётки поставить... Достал нашу писальную доску. Ударение, пожалуйста, правильно. Мы на ней пишем.