Она невозмутимо выдержала взгляд официанта, но недавний подъем сняло как рукой, и она содрогнулась от страха. Еще один глоток мартини — и страха как не бывало. Она знала, что причиной страха было совершенно необоснованное опасение, что люди смогут прочесть ее мысли и помешать осуществлению задуманного. Лишь это могло повергнуть ее в дрожь с тех пор, как она приняла свое решение.
Выход явился ей, как мгновенная вспышка, и с этой секунды мир претерпел волшебное превращение. До этого она жила в стеклянной клетке, прозрачность которой только усугубляла чувство одиночества. Теперь же прозрачные стены превратились в зеркала, и она осталась наедине с собой. Люди, окружавшие ее, даже отец, утратили реальность и значили теперь немногим больше, чем анонимный хор на подмостках греческой трагедии. Временами присутствие других людей действовало ей на нервы, ибо она замечала в их внимательных зеркальцах-глазах собственное отражение и поневоле начинала взирать на себя их глазами, отчего и появлялись противные кавычки. Однако длилось это недолго. Всякий раз, стряхнув с себя страх перед преждевременным разоблачением и провалом, она снова погружалась в блаженный покой, какой знала лишь в первые дни пребывания в монастыре — пока какая-нибудь мелочь, подобная только что скользнувшему по ней вопросительному взгляду бармена, вновь не повергала ее в беспокойство и неуверенность. Уже на протяжении трех дней жизнь Хайди протекала как бы в двух плоскостях.
Она бросила взгляд на часы; еще полчаса до семи, когда Федя вернется с работы, и она наверняка застанет его дома. Она не спеша допила остатки мартини и заказала вторую порцию, которой предстояло стать последней. Она заранее решила, что выпьет два бокала, не больше, дожидаясь «нулевого часа»; однако ей ни разу не приходило раньше в голову, что, по всей вероятности, ей никогда в жизни не придется больше попробовать мартини. Она почувствовала подступающую жалость к самой себе, и когда Альберт (или Альфонс?) принес на подносе стройный запотевший бокал, у нее перед глазами уже стоял аршинный заголовок: «Последний мартини».
Она одарила облаченного в белое симпатичного бармена радушной улыбкой. Тот улыбнулся ей в ответ и беззвучно ретировался к стойке со счетами, оставив ее в одиночестве в углу, рядышком с аквариумом с мерцающими рыбками, потешно открывающими рты и выпускающими гирлянды пузырей. Теперь она никогда не узнает, кто подал ей ее последний мартини — Альберт или Альфонс, и еще одна незначительная загадка жизни так и останется неразгаданной — подобно тайне мужчины (или мальчика?) по имени Марсель, постоянно забывавшего под окном у Жюльена свой велосипед. Ее глаза встретились через стеклянную стенку аквариума с круглыми, немигающими глазами рыбки, рассматривающей ее наподобие Будды; у рыбки было чудесное радужное тельце с длинными просвечивающими плавниками, напоминающими опущенные под воду паруса. Жалость к себе мгновенно покинула Хайди: она снова находилась в мире мерцающей неподвижности. Неизвестно, будут ли продолжаться эти погружения в зеркальный мир суеты и после того, как она покончит с Федей и невозвратно перейдет в иную реальность. Без всякой видимой причины ей вспомнилась сестрица Бутийо — полненькая низкорослая француженка из монастыря, и она поняла, что ответ на вопрос получен уже давным-давно. Как-то раз, осенью, они стояли рядом с прудом в конце аллеи, и сестра Бутийо с улыбкой сказала: «Ты пребываешь в мире, ты чувствуешь благодать, но это состояние текуче: оно то переполняет тебя, то вытекает прочь сквозь крохотное отверстие, оставленное мимолетным раздражением, пустой суетностью, острой, как игла. Voila, мира как не бывало, с благодатью покончено, то самое чувство капля за каплей вытекает из твоей души, и ты снова оказываешься там, где страдала прежде — в сухости и бесплодности банального существования…»