Иконы утёвского мастера
хранятся и в Самаре. В Петропавловской церкви — икона святого князя
Александра Невского, в
музее Самарской епархии -«Млекопитательница», «Смоленская», в художественном
музее - «Николай Чудотворец». Но всё-таки родина Журавлёва - это особо.
Пройтись по земле, постоять у дома, в котором иконописец жил, войти в храм и
помолиться среди его икон и фресок - это нельзя сравнить ни с чем. Я долго
собиралась сюда и благодарю Господа, что состоялась моя поездка, и я могу
рассказать о ней читателям.
Мы ещё постояли на
могилке Григория Журавлева перед обратной дорогой. Пошёл дождь, мелкий,
незлобный, тёплый. Отец Анатолий отслужил панихиду. Стояли долго. Уезжать не
хотелось. И вот в последний раз прикладываюсь к металлическому кресту, беру
благословение у отца Анатолия и сажусь в машину. Обратная дорога в Самару. Там
тоже есть иконы Журавлёва. Жду с ними встречи.
ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ
Случайная встреча. Я из
автобуса. Он в автобус.
- Здравствуй, сколько
лет!
Володька, как ты?
Всё хорошо, а ты? Ладно,
я на следующем поеду.
Следующий подошёл сразу
же. Он виновато покосился на часы:
Пора... И поговорить не
успели.
Звони.
Ты тоже.
Мы не виделись давно,
друзья детства, разделившие по-честному самую дорогую и прекрасную пору, не
задолжавшие друг другу ничего из той переполненной сокровищницы, но почему-то
всё равно чувствующие вину по отношению друг к другу: «Надо бы встретиться
как-нибудь». К чему роптать и искать виноватых? У каждого своя жизнь, свое
восхождение и своя гонка... Думала об этом до самого дома. Да и дома тоже,
думала, пока не ворвался в думы телефонный звонок.
Это неправильно, -
говорил мне Володька торопливо, словно опасаясь, что разъединят. - Это
неправильно, ведь ты с моей женой даже не знакома, детей не видела, а они уже
совсем взрослые, невесты. Приходи. Мы ждём. В субботу. К двенадцати.
...Вырвавшись от
родительских «нарядов» полоть грядки, мы любили сигануть на речку. Пекли
картошку, орали: «Если б я был турецкий султан, я бы взял тебя в жёны».
Володька орал громче всех. Он щедро впускал песню в легкие, раздвигал плечи и
даже зажмуривал от удовольствия глаза. Его белый вихор топорщился, голубые
глаза блестели от удовольствия. На турецкого султана он явно не тянул, впрочем,
и не претендовал особенно. И стелилась пустенькая песенка по луговым ромашкам,
по затаившейся к вечеру туманной Клязьме. «Если б я был турецкий султан, я бы
взял тебя в жены».
Почему я волнуюсь так
перед этой встречей? Скорее всего, боюсь разочарования. Боюсь увидеть рядом со
своим другом детства властную, угрюмую, уставшую от жизни спутницу, с которой
предстоит вести разговоры приличия ради, заданно улыбаться и сожалеть про себя:
«Не такая тебе нужна жена, Вовка. Ты светлый, ты открытый, ты романтик и
любитель попеть. А она...»