– Я не могу говорить об этом. Вы когда-либо получали от него известия?
– Нет.
– Телефонные звонки? Письма?
– Ничего.
– Почему вы не сообщили о его исчезновении? – спросила она.
– Я сообщил.
– Через полгода, – напомнила мне Миллз. – Долго ждали. Это меня беспокоит.
– Мы предполагали, что он пребывает в трауре, стараясь уйти от окружающих. Он взрослый человек.
– Взрослый человек.
– Какая у вас точка зрения?
– Моя точка зрения сводится к тому, что он даже не появился на похоронах, и тем не менее вы Не стали сообщать о его отсутствии. Достаточно подозрительно. Другого слова не нахожу.
Как объяснить ей? Отец не был на похоронах моей матери, потому что он убил ее.
Он столкнул ее вниз с лестницы и сломал ей шею! Я подумал, что эта вина уничтожила его. Он не мог встретить Джин и меня пустыми словами и крокодиловыми слезами. Никто, даже Эзра, не представлял, какого прекрасного человека он убил. Я предположил, что отец был мертвецки пьян или поднимался на корабельные сходни. По-моему, это имело смысл. Много смысла.
– Печаль заставляет людей совершать странные поступки, – заметил я.
Миллз бросила на меня язвительный взгляд.
– Это то, что я не перестаю говорить себе, – сказала она. – Если вы понимаете, что я имею в виду.
Я не знал того, что она имела в виду, но выражение ее лица помогло мне догадаться. Она все еще держала меня на крючке ради раскрытия преступления. Это было хорошо для Джин, а следовательно, хорошо и для меня. Но я не мог отправляться в тюрьму. Но такого может и не произойти, сказал я себе. Должен быть, выход.
– Я предполагаю, что это вызывает у вас большое сомнение, – проговорила Миллз. Мы были в парке. Она свернула в переулок и остановила автомобиль. Я мог видеть свой дом, куда пришло ее сообщение: «Вас все еще нет дома». Это она мне уже сама сейчас сообщила.
Двигатель охладился и прекратил гудеть. Я почувствовал ее взгляд на себе. Она не отводила теперь от меня глаз, чтобы сосредоточиться. Автомобиль начал нагреваться на солнце; воздух внутри стал несвежим, мне хотелось закурить. Я выдержал ее взгляд спокойно, как мог.
– Где был я в ту ночь? – произнес я.
– Убедите меня, – потребовала она.
Решающий момент. У меня было алиби. Ванесса поддержала бы меня в любом вопросе. Осознание этого прошло по мне, подобно прохладной воде. Хорошо продуманное алиби в случае судебного разбирательства было наиболее ценной вещью в мире. Это то, ради чего любой загнанный в угол преступник мог бы убить. Но хотел ли я правды? Ответ – да. Я жаждал правды так сильно, как только мог. Я хотел отвести испепеляющий взгляд Миллз подальше от себя. Я желал спать в своей собственной кровати и знать, что никогда не окажусь в шкуре преступника. Я хотел предъявить ей мое алиби как подарок. Обернуть его в симпатичную бумагу и преподнести с низким поклоном.