Когда до рынка осталось несколько кварталов, сворачиваем во дворы. По дороге не повстречали ни одной живой души, но в заросших дворах унылых трехэтажек, заурядной чредой тянущихся вдоль дороги, чувствуешь себя спокойнее. Шастать тут никто не будет, особо ценного в этих общежитных хатах никогда не сыскивалось. Жили-то тут сами пенсионеры. Вот хрен его знает, как такое могло быть, но что не вскроешь было квартиру, мешок наберешь разве чертовых просроченных пилюль. Ни сахара, ни круп, только рой мух на кухне и пара тлеющих трупов в спальне. Будто сговорились старики перед смертью. Не думайте, что вам повезло, иммьюнити чертовы, - говорят их улыбающиеся черепа, - везение не всегда сопутствует тем, кто выжил.
Продвигаемся еще немного и вот он, рынок "Урожай". Громадина павильона, в темноте кажущаяся приземлившимся тысячу лет назад космическим кораблем, и рябь мелких металлических контейнеров, что мелкие букахи, замершие в нерешительности вместе с гигантом-предводителем.
Большая часть его сгорела еще тогда. Ну как сгорела, сдымилась, что твоя сигарета. Шмотняк, запертый в контейнерах, коптил с середины лета и вплоть до морозов - тушить-то было некому, да и не до того было. Горело в те дни до хрена чего и поважнее. Черные "ракушки", где поржавевшие, а где с отвисшей лоскутами краской, все еще здорово напоминают о том времени.
Остановившись за живой изгородью из разросшихся кустов, молча одеваем маски. Мы с Рябой, как всегда одетые в камуфлированную армейскую одежду (с "догами" по дню не сливаемся, у них черная форма, ниндзя а-ля), смотримся как два незадачливых террориста с одним АКСУ на двоих. Демьяныч же в серой, тюремной какой-то фуфайке и водила в теплых спортивных штанах и спортивной куртке "одидос" - вовсе как два провинциальных лоха, по пьяни решивших бомбануть обменный пункт. Ну да это, в сущности, чепуха. Сейчас все выглядят одинаково, что мужики, что бабы. Конспирация, ема. Главное - не отличаться от других, и пусть гламурные кисы сожрут то, при помощи чего собирались выделяться из толпы.
Я снимаю с себя автомат, набрасываю ремень на плечо. Демьяныч тоже вытащил обрез, но тут же сунул его обратно под фуфайку - ремня-то нет. Обменявшись на мигах всем понятными условными знаками, переходим дорогу, не спеша, тихо, по одному. Убеждаемся, что рядом никого и, придерживаясь темных, не тронутых лунным светом мест, проникаем на территорию рынка. Тянемся вдоль рядов к восточной части монолита павильона.
Тихо тут. Ветер только по старинке раскатывает на рядах меж контейнерами пустыми пластиковыми бутылками, шелестит целлофаном и опалыми листьями. А впечатление такое, будто ни души на ближайших километров сто. А то и все тысячу. Ни бличка случайного в окнах павильона, ни голосов, ни малейшего признака пребывания внутри человека. И если бы не едва-едва уловимый запах дыма, просачивающегося сквозь неприкрытые окна, можно было подумать, что мы идем грабить завод какой-нибудь труболитейный. Где ни тогда, ни уж тем более сейчас нет ничего годящегося в быт выжившему.