Но когда мысли пошли, я увидел все. И Жеку, которому сдирают ногти, допрашивая обо мне. И карие зрачки Калмыка, увидевшего злое*учего "вепря". Ты?! - спрашивает он. И мгновенную реакцию Гремучего со своими пацанами увидел. У меня не будет шанса. Я даже не успею нож выхватить, - тот самый подарок Калмыка, - уже не говоря о том, чтобы в ход "вепря" пустить. Гремучий хоть и не кмс по боксу, но парень верткий, с такого расстояния не обведешь. И взгляд Шушкина, не осуждающий, но и без капли сострадания или понимания. И фонарный столб со свисающей веревкой. И даже услышал треск ломающихся шейных позвонков...
Что там мне цыганка нагадала, не помните? Что не от пули смерть моя, да? Еще бы, конечно не от пули. Пуля там и рядом не валялась.
На лице чувствую улыбку. Она появилась сама по себе, я же говорил - мой мозг не отдавал никаких команд. Тем не менее, зубы обнажились по своему хотению, а пальцы принялись расстегивать пуговицы бушлата. Думая о том, что делать после, я решаю, что, наверное, попытаюсь бежать по дороге на их базу. И пусть подавится цыганка своим предречением, я даже петлять не буду. Нехай стреляют даже от бедра, не промахнутся.
Гремучий не спускал с меня глаз. Он понимал, что я могу положить палец на курок и попытаться его угрохать, понимали это и его двое парней, а потому напоминали надрессированных овчарок, которые только и дожидались, чтоб при малейшем неправильном движении вцепиться мне в глотку.
Отведя руку назад, я нащупываю теплый металл. Неудачный эксперимент украинских инженеров, олицетворение моей жадности, которая известно, что делает с фраерами, был на месте. Поймав его за сложенный приклад, перетягиваю на грудь.
Мой взгляд не мерцает, я ни на миг не переставал смотреть Гремучему в глаза. Заученным движением отсоединяю и протягиваю "догу" магазин. Ожидаю увидеть перемену на его лице, он уже, должно быть, узнал оружие своего однокорытника. Но лицо его остается прежним.
Шмыгнув носом, он неудовлетворенно раздул ноздри, поелозил губами по зубам, выпрямился.
- Пошли, - кинул своим и сам направился к выходу.
Миновав Шушкина, он изобразил на лице мину в стиле оскорбленного, но обязующегося разобраться со всем этим беспределом бандюка. Как в славных девяностых. Мол, разрешили тут на свою голову свою территорию заиметь, так они уже ни в хер нас не ставят. Надо бы рассказать Вертуну...
Доходить до меня начинает, когда за ним закрывается дверь и мой мозг понемногу возвращает свою сырообразную квинтэссенцию. В руке я по прежнему держу рожок. Он пуст, как кабинка лифта. Я ничего не понимаю, куда девались тридцать патронов? Меня облохматили? Украли? Да нет же, тупица. Посмотри, что у тебя на ремне.