Каторжникам вновь начали раздавать еду каждый день: недельные нормы провизии никому не удавалось сохранить, даже после того как отчаявшийся губернатор Филлип приказал повесить за воровство семнадцатилетнего юношу. Истощенные младенцы и дети постарше умирали, чудом казалось уже то, что некоторые из них выжили. В колонии появилось множество сирот, родители которых, каторжники, умерли. Преподобный мистер Джонсон опекал малышей, кормил и радовался тому, что их порочных родителей нет в живых. Он искренне считал всех каторжников закоренелыми, неисправимыми грешниками — иначе почему Бог послал Порт-Джексону землетрясение и вонь серы, которая держалась целые сутки?
С каждым днем туземцы становились все агрессивнее и вскоре начали красть коз. На овец они не льстились, по-видимому, не зная, что скрывается под густой шерстью. А козья шкура напоминала им шкуру кенгуру.
Из-за козы отряд Ричарда впервые чуть не попал в беду. В тот день, когда один из служащих склада, Энтони Роуп, женился на Элизабет Пулли, Джонни Кросс нашел издохшую козу и с радостью преподнес ее новобрачным в качестве свадебного подарка. Из мяса приготовили «морской пирог», хотя за неимением теста запекать его пришлось в хлебе. Весь отряд тут же взяли под стражу и обвинили в убийстве козы. Как ни странно, военный трибунал поверил клятвенным заверениям каторжников в том, что, когда они нашли козу, она уже была мертвой. Всех признали невиновными, в том числе Джонни Кросса и Джимми Прайса.
Все корабли, кроме «Фишберна» и «Золотой рощи», уже уплыли, но Ричард не отправил с ними ни одного письма. Чтобы восстановить навык, он переписывал отрывки из книг, однако писать родным не решался, боясь потревожить ещё свежую рану.
В конце августа началась весна, дожди прекратились, задули экваториальные ветры. Повсюду запестрели цветы. Неприметные деревца и кусты вдруг покрылись огромными пушистыми желтыми шарами, малиновыми гроздьями, напоминающими ершики для бутылок, похожими на пауков розовыми, коричневатыми и оранжевыми бутонами. Даже самые высокие деревья осыпали кремовые цветы, на них появилась молодая листва необычного розового оттенка. По виду большинство цветов напоминало хризантемы и отличалось от английских и американских более узкими лепестками. Вскоре лепестки опали в траву среди кустов с пылающими цикламеновыми цветами, похожими на миниатюрные тюльпаны. К обычному чистому запаху древесной смолы примешивались тысячи ароматов — от утонченных до удушливых.
Пятого сентября колонисты впервые увидели ошеломляющую игру красок на ночном небе, гигантский природный фейерверк. Небесный свод мерцал и сиял, по нему словно перемещались изысканные драпировки и арки с роскошной бахромой — зеленовато-желтой, малиновой и фиолетовой, гигантские темно-синие и стальные лучи метались по небу, возникая со всех сторон и достигая зенита, одни из них были похожи на молнии, а другие подолгу зависали в небе, излучая призрачный свет. В тысяча семьсот пятидесятом году в небе над Англией тоже возникло северное сияние, но все, кто видел его, запомнили только слабые и туманные пестрые переливы. А это сияние, как уверяли матросы на следующий день, не шло ни в какое сравнение с северным.