— Пока нет, — ровным голосом ответил Кастельно, и мы просочились сквозь ворота на улицу, где офицеры и вооруженные стражи строили зрителей рядами, пропуская через Холбейн-гейт на огороженную барьерами площадь.
— Королева обвиняет короля Филиппа в заговоре против нее, — гнул свое Мендоза. — Вы понимаете, что меня могут объявить персоной нон грата?
— Это грозит и мне.
— Вас даже не допрашивали. А между тем наши планы Уолсингему выдал кто-то из Солсбери-корта.
— Уолсингем захватил Трокмортона. Его дом обыскали. Насколько я понимаю, при нем было столько же ваших писем Марии, сколько и моих. Возможно, ваши письма оказались менее осторожными.
Я прямо-таки восхищаюсь умением Кастельно держать себя в руках и разыгрывать полнейшее спокойствие.
Мендоза свирепо зыркнул на меня:
— Я не даю в своем доме приют врагам католической церкви. Я уже предупреждал, Мишель: вас облапошили. И если меня изгонят из Англии, вы поплатитесь за это, вы сами и ваш король, — мой повелитель позаботится об этом.
Я хотел что-то сказать — опасно было отмалчиваться в ответ на прямое обвинение в предательстве, — но случайно глянул на другую сторону площади, и сердце засбоило: в толпе я узнал эту насмешливую ухмылку, проблеск узнавания в глазах, легкое подмигивание из-под старой шапчонки — и он исчез, подхваченный человеческим приливом. Я сморгнул, попытался высмотреть его снова, но он пропал без следа, и я даже усомнился, не явилось ли это лицо из моих кошмаров. Рисковать я не стал: обошел Кастельно со спины и принялся прокладывать себе путь мимо негодующих зрителей к берегу этого потока, где стояли стражи. Ближайшего из них я ухватил за рукав:
— Найдите Уолсингема! — выдохнул я, встряхивая его руку.
— Что? Кто вы такой? Руки прочь! — Он наставил на меня пику, и я поднял руки.
— Прошу вас, разыщите сэра Фрэнсиса Уолсингема. Предупредите, что Дуглас здесь. Скажите, чтоб королева не выходила. Найдите его немедленно: жизнь ее величества в опасности. Передайте, что так сказал итальянец.
Бесконечно долгий миг страж взирал на меня, пытаясь разобраться, насколько все это серьезно. Я замолчал и только отчаянно кивал головой, торопя его перейти к делу. Наконец он поднял пику и выкрикнул:
— Дорогу! Расступитесь! Дорогу!
Пока я добивался, чтобы мое предупреждение передали Уолсингему, потерял из виду Кастельно и Мендозу. Скользнув обратно в толпу, принялся всматриваться в море лиц, не убирая руки со спрятанного под плащом кинжала.
Несколько часов спустя я стоял на парадном дворе Уайтхолла, запрокинув голову, вдыхая морозный воздух, а вокруг оранжево-золотистыми искрами рассыпался на фоне чернильно-синего неба праздничный фейерверк, растворялся дымом под радостные, почти детские вопли королевских гостей. Празднество близилось к концу, нам оставалось еще пройти в главный зал и там посмотреть сцены, в которых будет прославляться величие Елизаветы и ее сходство с различными мифическими героинями. Я рад был бы вернуться в посольство, но Кастельно и слышать об этом не хотел: мы должны всячески демонстрировать свою преданность королеве, посол не пожалеет сил, чтобы вернуть ее расположение.