ности, чтобы не отстать от других. Признаться же на военном совете в том, что не может дать команду поднять паруса из-за неорганизованности, а скорее, неоправданной беспечности командиров английских кораблей, было выше его сил: соотечественников конфузить в присутствии французов — непозволительная оплошность.
Дэвид Прайс хмуро обвел взглядом офицеров. Вот они, голубчики, Ричард Барриджи, Фредерик Никольсон и Джон Маршалл, полные достоинства, сидят рядом, убеленные сединами командиры фрегатов «Президент», «Пайке» и парохода «Вираго». Разные по взглядам на жизнь, уму, характеру и темпераменту, эти люди дружно поддерживают своего адмирала в решении не торопиться с выходом в долгое и опасное путешествие. Их взгляды, кивки, улыбки, ухмылки и реплики — все в пользу командующего эскадрой. А что им остается делать? По их вине оттягивается выход эскадры в океан.
Французские командиры кораблей — Этьен Бурассэ, Л а Грандьер и Паскье Гужон — ведут себя с не меньшим достоинством, чем английские офицеры. Не признающие превосходства другого в опыте морской службы и боевых действиях, союзники, словно противники, сидят напротив. Французы мимикой, жестами, с места брошенными фразами временами выражают несогласие с командующим объединенной эскадрой и поддерживают адмирала Фебрие де Пуанта — медлить с выходом в океан не следует.
Дэвид Прайс видел, что обстановка на военном совете накалялась. Нужно было внести какую-то разрядку, найти умное компромиссное решение. Не сделай командующий этого, и упрямцы с золотыми аксельбантами поссорятся. Раскол же между членами военного совета принесет эскадре только вред. Беспокойство Дэвида Прайса начал разделять и Фебрие де Пуант. Он почувствовал, что французские командиры кораблей уж очень ретиво настроены против союзников, что может помешать совету прийти к разумному решению. «Во всем должна быть мера, — мыслил Фебрие де Пуант. — Распри к добру не приведут. За разногласия в эскадре в конце концов могут спросить с обоих, как с командующего, так и с меня, его помощника». Трогая пальцами золотой луидор, он пристально всматривался в своих командиров кораблей, готовый любого из них придержать от запальчивости. Двадцатифранковая монета, выпущенная еще Людовиком XIII, была его постоянным спутником и надежным талисманом. Луи-
дор как бы придавал французскому адмиралу спокойствие и уверенность в принятии того или другого решения. «Дэвид Прайс высказывает военному совету свои суждения, — размышлял далее Фебрие де Пуант. — У него есть весомые доводы и их, пожалуй, можно считать резонными. В амбицию французам лезть не следует, ибо можно вызвать недовольство человека, который в первую очередь в ответе за все дела в эскадре. Разве Дэвид Прайс виноват, что властолюбивая королева Виктория продиктовала малодушному Луи Наполеону свою волю и тот согласился объединить союзные эскадры и назначить командующим англичанина? Коль так случилось, нельзя не считаться с мнением командующего, нельзя подрывать его авторитет. Он может выслушать всех, а поступить по-своему, издать такой приказ, какой не приходил в голову никому из подчиненных. Приказ не обсуждается, а выполняется». В Фебрие де Пуанте в это время брало верх чувство ответственности и чинопочитания военного человека, отдавшего службе не один десяток лет.