Зато каким невообразимым счастьем было отцовское возвращение! Смех, слёзы, подарки, объятия — жизнь продолжалась, мысли о смерти больше не терзали душу, не собирались комом в горле.
В шестом классе всё вдруг резко переменилось.
Друг Сёма Миркин, с которым Юра сидел за одной партой, явился в одно прекрасное утро с таинственным видом, молчал шесть уроков, на все расспросы гадко ухмылялся и только когда началась физкультура и, казалось, уже ничто не может заставить его заговорить, вдруг прошептал: «Я знаю, как рождаются дети».
Поначалу это признание не произвело на Юру никакого впечатления. Мальчик он был начитанный, любознательный, ни в каких аистов в капусте не верил, слышал слово «оплодотворение» и оно никогда не производило на него негативного впечатления, знал, что плод развивается в утробе матери ровно девять месяцев и появляется на свет с помощью врача-акушера. Таким образом, вопрос происхождения жизни на Земле был для него ясен, а Миркины подробности его не интересовали.
Но тот упорствовал.
— Чтобы родился ребёнок, нужно, чтобы родители трахались.
Вот это было уже слишком! Что же получается? Выходит, чтобы его родить, Папа и Мама — его обожаемые, лучшие в мире, непререкаемые авторитеты — снимают штаны, ложатся друг на друга и занимаются этой низостью, за которую судят маньяков-насильников и о чём взрослые парни во дворе рассказывают по секрету с отвратительными улыбками на физиономиях? Или Миркин врёт, или…
Юра вывел Семёна в коридор, коротко побил на всякий случай и как был в спортивном костюме побежал домой.
Отец играл в большой комнате на скрипке, мать аккомпанировала ему на рояле. Сына они встретили недоуменными взглядами.
— Что случилось? Почему так рано?
Юра не стал дипломатничать, потрясение его было слишком сильным.
— Это-о пра-а?! — выдохнул он с порога и замолчал в ожидании ответа. Волны, образованные этим гортанным всхлипом, коснулись струн инструментов и те нестройным аккордом обозначили тревожную тишину. Первым очнулся отец. Он привык понимать сына с младенчества.
— Что «правда», милый?
— Это правда? — Повторил Юра на этот раз неслышно, одним шевелением губ. — Это правда, что в 1945 году, девятого мая, чтобы родить меня, вы трахались?
Софья Александровна вскрикнула и выбежала из комнаты.
Наступила долгая пауза.
Николай Георгиевич положил скрипку на рояль и ушёл к окну.
— Видишь ли, сынок, — голос его звучал глуховато, — ты абсолютно прав, это случилось именно 9 мая 1945 года в день Победы нашего народа над фашистской Германией. Мы очень хотели, чтобы ты родился, но началась война, мы с мамой были на фронте, не виделись три года, а в день капитуляции случайно встретились в Берлине. Я не могу тебе описать радость этой встречи, она граничила с безумием. Да, всё было именно так. Только мне не нравится слово «трахались». Это плохое слово. 9 мая 1945 года мы любили друг друга.