Юра выбежал из комнаты, заперся в детской и прорыдал всю ночь.
Он так и не успел простить родителей, потому что через два дня их убили.
Все эти воспоминания пролетели перед глазами начальника оперативного отдела МУРа полковника Юрия Николаевича Скоробогатова за время, пока недовольная спина Севы Мерина скрывалась за дверью его кабинета.
_____
Московский люд, радуясь первым по-настоящему жарким весенним дням, дружно, как по команде, сбросил надоевшую за бесконечную зиму верхнюю одежду, заполонил скверы, бульвары, сады и садики, оккупировал не до конца ещё высохшие скамейки, и подставил майским солнечным лучам свои измазанные мелом зимние лица. Казалось, это не столица одной из некогда великих держав мира, а модный курорт и стоит только завернуть за угол любого дома, как взору откроется бесконечное, уходящее в никуда море.
Какое-то время Дмитрия Кораблёва не существовало.
Глубокий обморок спеленал тело и лишь сознание, утомлённое бездействием, освободившись от пут, порхало где-то рядом, наслаждаясь свободой.
Реальным было одно: распростёртая на полу Женька с раскинутыми руками, её неестественно белое лицо, искривлённые, с пеной в уголках рта губы. И глаза, распахнутые в недоумении.
Он провёл ладонью с плотно сжатыми пальцами вдоль её лица, сверху вниз, ото лба к носу — веки сомкнулись, глаза отгородились от него частоколом ресниц. «Кто-то нежный, смежив вежды, навсегда и никогда…» Чьи это стихи? Чьи?! От этого зависела её жизнь.
Он стал проводить ладонью в обратном направлении, снизу вверх, отчаянно, бешено, так что не видно стало движения, а сама рука исчезла, смешалась с пространством, разделяющим их лица, приник к замкнутым в недоговорённой фразе — «не… ве, не… ве» — губам и вдруг увидел — нет, ощутил — дрогнули ресницы, защекотали залитое слезами лицо его, застучали, настойчиво требуя первого вздоха и крика.
Женька улыбнулась.
— Принимай, дурачок, я родила двойню. Первый Веркин, мы его убьём. А второй мой. Смотри — правда, красавица?
Потом асфальт, забрызганные солнцем лужи, дома, скамейки, люди — всё неожиданно качнулось из стороны в сторону, замерло на мгновение и стало наплывать на него гигантским вертикальным планшетом. Он отступил на шаг, руки его замысловатой лезгинкой поискали опору и не найдя ничего подходящего упёрлись в эту приблизившуюся вплотную стену. Удар был сильным, так что даже Женька перестала улыбаться и сказала:
— Упал, что ли? Так и убиться можно.
Прошёл год. Или больше.
За это время он простился с родителями — мама ушла через несколько минут после того, как «скорая» увезла тело отца — их хоронили вместе в одной широченной могиле, два дощатых гроба рядом, как близнецы. Грустно не было, даже наоборот — он никак не мог заставить себя заплакать — тридцать семь лет вместе, душа в душу, как говорили родные, и вот опять вместе — пошли, полетели дальше.