— Какой «отчёт», о какой «работе»? — бесился внук, — ты думаешь, моя работа состоит из одних отчётов?
— Нет, разумеется, но всё-таки, согласись, отчёт — это то, что во все времена нравилось начальству.
Он кричал на неё, называл социал-подхалимкой, обвинял в умышленном оглуплении молодёжи.
— Ты мутишь моё сознание, учишь меня угодничать, трафить, ты растишь во мне Молчалина, а потом удивляешься, что я поздно прихожу домой. Мне душно с тобой.
Она покорно сносила Севины упрёки, не вступала в перепалку, втайне признавая, что переходит грань разумного, но спустя непродолжительное время опять начинала утро с вопроса об «отчёте».
Итак — что проделано за сегодняшний день, в чём предстоит отчитаться перед начальством: морг, Михаил Степанович Молин, Катя и редчайшее ископаемое в облике Веры Кузминичны.
Произвести вскрытие, со слов Носова, потребовал отец погибшей, Молин Михаил Степанович. Сам же он при этом утверждает, что тело дочери в морг не сопровождал, правда, показания его принимать в расчёт нельзя по причине серьёзного психического расстройства, связанного с потерей памяти, особенно усиливающейся при нервных затратах, а известие о гибели единственной дочери способно лишить рассудка даже абсолютно здорового человека.
Если предположить, что вскрытия потребовал Молин, то возникает вопрос: зачем.
Зачем?
Убедиться, что это не инфаркт, а, допустим, инсульт и при этом разрыв не главной аорты, как бывает в большинстве случаев медицинской практики, а левого предсердия или сосудов головного мозга? Или, что остановка сердца произошла от кислородной недостаточности, наступившей вследствие перекрывания дыхательных путей оторвавшимся тромбом? Трудно предположить наличие подобного интереса у человека, никак с медициной не связанного, тем более что изменить всё равно ничего нельзя. Не говоря уже о том, что в случае обнаружения в организме препаратов, несовместимых с жизнедеятельностью, другими словами — в случае констатации факта насильственной смерти — неизбежны судебная экспертиза, возбуждение уголовного дела, следствие, сложности с исполнением ритуальных обрядов (а Молин человек религиозный, для него это не может не иметь значения).
И если так, то Носов лжёт, и провести вскрытие — требование не Молина.
Тогда чьё?
По словам того же директора морга тело сопровождал Дмитрий Кораблёв, муж погибшей. Евгения Молина скончалась у него на руках через 23 минуты после того, как поднялась в квартиру № 44 по Шмитовскому проезду, дом 6. (Это явствует из показаний консьержки, дежурившей в тот день, и врача «скорой помощи», констатировавшего смерть и доставившего тело в морг).