Меч Господа нашего-2 (Маркьянов) - страница 121


Она пришла в себя в какой-то темноте… душной, черной, страшной. Было жарко… и почти нечем было дышать. Она пошевелилась… и обнаружила, что не связана. Но голова буквально раскалывалась… несколько лет назад она попала в аварию на Вашингтонской кольцевой… тогда было так же.

Нет, сейчас было хуже.

Она пошевелилась… и тут же поняла, что в комнате она не одна. Такое атавистическое чувство… оно включается в экстремальных ситуациях как резерв организма. Оно осталось с тех времен, когда предки человека жили в пещерах и не знали Аллаха — а самкам приходилось ждать самцов, которые ушли на охоту и защищать детей от саблезубых тигров. В пещерах было темно, и опасность нужно было не видеть — чувствовать.

— Здесь кто-то есть? — решилась спросить она…

Сначала была тишина. Потом кто-то выругался. На ее языке.

— Ты англичанка? — спросил голос

— Американка…

Снова ругательство

— Можно… свет.

— Здесь нет света. Сиди… пока я не решу, что делать… с тобой.

Алиссон замерла от ужаса. Современная эмансипированная женщина — она видела и пережила столько насилия за последние два дня, что при обещании нового насилия она только сжималась в комок.

— Дик… — она вспомнила — Дик…

Дик погиб

— Заткнись, сказал! Молчать!


Она не видела человека, который ее спас. Было слишком темно, а глаза болели и не могли адаптироваться к темноте. Она чувствовала дым, запах гари, сочащийся в комнату, и видела вспышки выстрелов в окнах…

— Я тебя не убью… — вдруг сказал ее спаситель, черный силуэт на темном фоне — нет, не убью…

— Премного… благодарна.

— Не благодари. Ты женщина.

— И что?

— Если я убью женщину, то буду таким, как эти.

Алиссон вдруг почувствовала радость от того, что она женщина. В США женщины старались быть похожими на мужчин, потому что мужчины, к сожалению все больше и больше походили на женщин. Это считалось нормальным, а обратное — считалось проявлением нетолерантности и сексизма, за это можно было получить повестку в суд. Но сейчас — Алиссон понимала, что она жива только потому, что кто-то проявил себя как мужчина и вытащил ее с улицы.

Приходили воспоминания. Скверные, с большой кровью, со страхом. Боевики… автомат… выстрелы… машина… автоматный приклад… вспышка.

Господи…

— Когда-то давно… — сказал ее спаситель — я думал о том, как убить побольше американцев. Я считал их врагами, потому что они напали на мою землю. Но теперь я вижу, что вы не враги. Вы просто дураки. Идиоты глобального масштаба.

Алиссон слушала, все больше и больше проникаясь этими бесхитростными и страшными словами.

— За эти два дня я убил сто семьдесят семь врагов. И что-то около полутора сотен убил мой напарник. Все они были врагами. Все то, что говорится… правда, справедливость… угнетение, равные возможности… толерантность… терпимость к инакомыслию, милосердие… все это плевка не стоит, леди. Есть мы, и есть они. Вот и все. Чем меньше будет их, тем больше останется в живых наших детей. Я знаю это.